Александр Габриэль. Два стихотворения
***
Искал когда-то в джунглях клады, с трудом гасил в душе пожары…
Теперь же — сладкого не надо, да и солёного, пожалуй.
Давно ли был, смешной и шалый, охоч до Мэрилин и Одри?
А нынче смотрит обветшало поверх рассудочных диоптрий.
Он правило усвоил туго: былого больше не разбудишь.
Кольцо имеет форму круга. Откуда вышел — там и будешь.
Устали и душа, и ноги, и потускнела нить накала…
И часто входит он в чертоги — а там каморка папы Карло.
Печален. Иногда недужен. Не славен родом или златом…
И врач ему всё чаще нужен (но не патологоанатом).
Он верен снам и полудрёмам; всё чаще взвешены решенья.
И с отрывным календарём он навек испортил отношенья.
Утративший крупицы пыла, по нраву приближаясь к Будде,
он плохо помнит то, что было, но точно знает то, что будет.
Но всё ж в приёмном непокое ему внушает разум басни,
что бытие — пусть и такое! — небытия стократ прекрасней.
И листья падают. И город, ковром персидским устилаем,
звучит то тихим разговором, то смехом, то собачьим лаем.
Детей смеющиеся лица, предзимнего светила милость…
Всё это длится, длится, длится…
И пусть бы длилось, длилось, длилось…
***
У пруда, где барражируют уточки,
очень зябко в несезонной-то курточке.
Дождь пошёл. Поэт стоит мокрой курицей,
но, хоть тресни, а слова не стыкуются.
Пожелай ему удач тем не менее
в сослагательном его наклонении,
и дорожку неприметную вымости
к сострадательной его уязвимости.
У поэта седина и проплешины,
а под ними словеса перемешаны.
В парке — ветер и предчувствие дольника,
да горчит под языком валидолинка.
Gregory Petukhov
Свой околоток, как заведено,
истерзанный бессоницей ночами,
я обходил — и вижу вдруг: окно
у почты, с надписью поверх: “Прием печали”.
От ёрничания ты меня уволь,
водитель строк по линиям блокнота,
ведь, если кто печаль свою сдает,
ее ведь принимает кто-то.
А как сдадут, что делается с ней
в депозитарии, как выглядит все это?
Сплетенья узловатые корней?
Конфигурации лазоревого цвета?
Или наоборот — эфир морщит,
звук и пространство ходят рябью мелкой,
и голо все — но пустота трещит,
мигает свет, и порошит побелкой…
А, если передумал кто сдавал,
ошибся, скажем, есть ли шанс обратно
ее заполучить, сойдя в подвал
с грибком на стенах, пахнущий отвратно;
обратно целое составить из дробей,
не вторя никому, ни с кем не споря,
в картину порожденных им скорбей
есть шанс вернуть изображенье Горя?
Но невозможно, знаешь сам: звено,
которое держало связь в цепочке,
разорванной теперь, обречено
безадресной отправке с этой почты.
АЛЕКСАНДР ГАБРИЭЛЬ / GREGORY PETUKHOV
Александр Габриэль. Два стихотворения
***
Искал когда-то в джунглях клады, с трудом гасил в душе пожары…
Теперь же — сладкого не надо, да и солёного, пожалуй.
Давно ли был, смешной и шалый, охоч до Мэрилин и Одри?
А нынче смотрит обветшало поверх рассудочных диоптрий.
Он правило усвоил туго: былого больше не разбудишь.
Кольцо имеет форму круга. Откуда вышел — там и будешь.
Устали и душа, и ноги, и потускнела нить накала…
И часто входит он в чертоги — а там каморка папы Карло.
Печален. Иногда недужен. Не славен родом или златом…
И врач ему всё чаще нужен (но не патологоанатом).
Он верен снам и полудрёмам; всё чаще взвешены решенья.
И с отрывным календарём он навек испортил отношенья.
Утративший крупицы пыла, по нраву приближаясь к Будде,
он плохо помнит то, что было, но точно знает то, что будет.
Но всё ж в приёмном непокое ему внушает разум басни,
что бытие — пусть и такое! — небытия стократ прекрасней.
И листья падают. И город, ковром персидским устилаем,
звучит то тихим разговором, то смехом, то собачьим лаем.
Детей смеющиеся лица, предзимнего светила милость…
Всё это длится, длится, длится…
И пусть бы длилось, длилось, длилось…
Читать дальше в блоге.