ЛЕНА БЕРСОН / ГРИГОРИЙ ПЕВЗНЕР / МАРИЯ ИГНАТЬЕВА

Лена Берсон

Зима придёт, потом пойдут на убыль
Ненужные огни, простудный пыл.
Своих детей родители разлюбят,
Как Авраам Ицхака разлюбил.

Погладил сына, как рубашку гладят,
Расправленной ладонью не обжег.
– Ну хватит препираться, бога ради,
Иди сюда, свяжу тебя, сынок.

Что ждёт тебя за чередою случек?
Обман, потом война, блицкриг, набег.
Давай свяжу, поверь, так будет лучше,
Чем ты калекой станешь средь калек.

Твои друзья отточенные жвалы
Сомкнут, почуяв – ты уже не крут.
Ты думаешь, меня не предавали?
Вот так же и тебя не предадут.

Твои носочки первые, твой локон,
Я б, как святыню, бережно хранил.
Давай, сынок, ложись на тачку боком,
Я довезу, пока хватает сил.

Григорий Певзнер

Отмеряется последняя треть,
я, пожалуй, больше злюсь, чем грущу.
Я в аду едва ли буду гореть,
так что вряд ли этот ад освещу.

Буду тлеть, как и при жизни, слегка –
так, чтоб чёрта мучил кашель в чаду:
раз при жизни отвалял дурака,
так на чёрта мне меняться в аду?

Польза есть от отсыревшей души,
ведь эксперты по дровам говорят:
отсыревшие дрова хороши:
хуже греют, зато дольше горят.

06.11.2024

Мария Игнатьева

Это, видимо, снова о смерти,
слов ещё различить не могу,
но мычу уже в данном размере:
ааа— ооо — ууу.

То ль недуг генетический, то ли
у кого-то украденный ритм,
и хтонический гул поневоле
ходит-бродит меж брезжащих рифм.

Вот и вспомнила, кто и откуда,
чей мотив от виска до виска
искушает сознанье — попутка
для гугнивого седока:

это вой ахмадулинской стужи
отозвался на южный прибой
из московской, опричнинской, глубже —
из ордынской зимы гробовой.

Голос неподражаемый вроде,
а при этом, как чётко — заметь —
бьётся в клетке заёмных мелодий
так и не утолённая смерть.