МИХАИЛ ЮДОВСКИЙ / ВАДИМ ЖУК / ЛЕНА БЕРСОН

Михаил Юдовский

Красивый стол, красивое сукно
с остатками вина и хлебных крошек.
Молись хоть на него. Мне всё равно —
мне всё равно. Пушистый козерожек
соседствует на полочке с Дюма,
бодая воздух медными рогами.
И я на пару с ним сошел с ума,
беседуя на идише с богами.

Мне бы надкусить яблоко,
бока виноградин,
стать выпуклым — а я пока
состою из впадин.

А за окном — похоже, что Олимп,
олив рассеребрившиеся лапы.
Я полубог — я примеряю нимб
настольной проливающейся лампы.
Я принимаю вечность на ура,
развеивая домыслы и слухи,
и отличаю пенье комара
от бормотанья полудохлой мухи.

Разве что видятся
сквозь дымовую завесу
Харьков и Винница,
Киев и Одесса.

Я этот дым выуживаю сам
из кончика зажженной сигареты,
настолько равнодушный к небесам,
насколько их невидимы приметы,
насколько мёд незримых миру сот
густеет черноземом на могилах.
И ради бога — что меня спасет,
когда я сам спасти себя не в силах.

Мне разлюбиться бы,
пожелать бы иного.
А жизнь меня спицами
вяжет снова.

28.10.2024

Вадим Жук

Шли молча и трудно до Бабьего Яра.
Талантливый Ганс на гармошке наяривал.
Улыбчивый хлопчик сказал незлобиво:
Жидяры.
Его симпатичный товарищ его не оспаривал.

Портные, старухи, наук кандидаты физических
И дядя мой в кепке вратарской с большим
козырьком.
Он шёл и дошёл. Потому, рассуждая логически,
Вам ясно, что с папиным братом я был незнаком.

1 ноября 2024

Лена Берсон

Не надо нас запоминать, пожалуйста,
Детали наших судеб и историй,
Этапы тупикового пути.
Мы, может быть, ещё способны к жалости,
Но памяти уж точно недостойны,
И дай нам бог в неё не прорасти.

Ногами поддевающего листики
Я не увижу в кадре Иисуса,
И это жаль по осени как раз.
Но мы, мы не для документалистики,
Сотрите нас, пускай нам будет пусто,
Пожалуйста, не сохраняйте нас.

Диван-кровать, цветок на подоконнике,
Поездки в евпатории и сочи,
Район хрущоб, куда ни кинешь взгляд,
Рыданья, крики, прочие диковинки,
Неловкая возня утр нерабочих,
Сон по дороге в душный детский сад.

Хоть не себя, но близкого кого-нибудь,
Бегущего вдоль черно-белой речки,
Счастливого, с лицом, как до войны,
Но лучше удалите нас из хроники,
Не сомневайтесь, по живому режьте,
Чтоб даже склейки были не видны,

Чтоб эта жизнь, которой мы терзаемся,
Сошла на нет, как на воде круги и
Остыла, как скамейки к ноябрю,
Чтоб, наконец, уже финал и занавес.
Но если в титрах видишь «и другие»,
То это я с тобою говорю.