ИРИНА ЕВСА / ВИКТОР КАГАН / АЛЕКСАНДР ГАБРИЭЛЬ

Ирина Евса

Осень сошла с лица краской, читай: красой.
Жизнь выпрямляется встречною полосой.
Побоку — ясень, лох,  дрок, облысевший злак.
Облака бледный клок. Четкость разметки. Знак.

Гаснущей вотчине побоку ярмарки,
где на обочине — ведрами — яблоки.
Между таможен двух — пост, автомат, затвор —
с телом нарушил дух временный договор.

Тело — вперед и сквозь: паспорт-контроль-стена.
Дух — возвращает в гроздь юную злость вина,
кость облекает в плоть, путь обращает вспять,
то, что не побороть, силится отмотать,

чтоб меж запретных зон, между таможен двух —
май, комариный звон, кроны зеленый пух,
чертополох в росе, новости без войны,
стол, за которым все счастливо влюблены…

Тело, пройдя посты, прыгнет в экспресс ночной,
духу махнув: «Прости, кровник невыездной.
Вряд ли тебя, лопух, где-нибудь хватятся».

Между таможен двух яблоки катятся.

Виктор Каган

не суди говорят и не будешь судим
я на кладбище старом брожу меж тенями
чёрный ангел прошепчет садись посидим
ангел белый иди не водись с падунами

ангел белый прошепчет прими и прости
ангел чёрный иди здесь не место надеждам
здесь синица души у свободы в горсти
свет по чёрным и тени по белым одеждам

на граните остатки затёршихся слов
лист кленовый с кровавой прожилкой
и забытый на столике спит часослов
с пересохшей в похмелье бутылкой

грай вороний шуршание сытых мышей
зарастают травой и грибами могилы
от могильных цветов на лотках торгашей
тянет духом безжизненной жизненной силы

и два ангела сопровождают в тиши
жизнь и смерть бережёт неотвязная вохра
чтобы не затянула пространство души
забуревшего времени охра

© 30 окт 2024

Александр Габриэль

Зачем я вижу эту сценку? Зачем во времени завис?!
Мир страстно бьёт себя об стенку под рёв толпы и крики: «Бис!»
Вскипают, словно смерчи, СМЕРШи; покой отложен на потом.
А я записан в унтерменши, чтоб не мычал зашитым ртом.

Бай-бай, сказали, братец Авель! Полки построились в каре.
А сборник изначальных правил на племенном горит костре.
Трясутся все в безумной пляске, пируют за большим столом,
и жрец в набедренной повязке скрывает гарвардский диплом.

А мир под злые птичьи трели бредёт по собственным следам.
Кого-то вешают на рее, кого-то лупят по мордам.
И я твержу себе: «Спокойней!», пытаясь брод найти в воде.
Но мерзкий запах скотобойни меня преследует везде.

Наказанная нотой МИДа за разговорчики в строю,
с ума сошедшая планида танцует бездны на краю.
Скажите: этот мир для нас ведь?! Зачем мы здесь — в грязи, в пыли?!
Кого закэнселили насмерть, кого в застенке извели.

И где-то в центре листопада,сроднившись с ним, как с фугой Бах,
застыл зловеще Торквемада с усмешкой мёртвой на губах.
Похоже, он пришёл за нами. И словно в продолженье сна
листок он держит с именами.
И произносит имена.