Новый год и шляпка

Новый Год и шляпка

Евреи, хоть они и относятся к одному из семи древнейших народов мира, очень маленький народ, всего около 14 миллионов во всем мире, на фоне миллиардных Китая и Индии, это какая-то песчинка в океане. Неудивительно, что об их праздниках и традициях почти никто ничего не знает.

Мой самодеятельный опрос весьма образованных и продвинутых знакомых, показал, что про еврейский Новый Год они вообще ничего не слышали. Тем не менее он случается уже 5785 раз и в этом году пришелся на 2 октября, когда в Берлине еще тепло и весь город утопает в пышной зелени и ярких осенних цветах — белых и розовых астрах, темно красных и лиловых георгинах, желтых осенних ромашках.

На Новый год собираются в синагоге даже те евреи, которые ни разу за год здесь не были и появляются только на большие праздники. Это закрытое общество — богатые евреи, читатели и герои элитного журнала WIZO, о богатых и для богатых.

Дети миллионеров выглядят иначе, чем их обычные сверстники. Уверенный взгляд светлых глаз, волна русых идеально подстриженных волос, красивая посадка головы на длинной шее, широко расправленные плечи, прямая спина — заслуга личного трененра по фитнесу и регулярного плавания в приватном бассейне (а не в том, где в предельно хлорированной воде резвятся подростки из семей мигрантов). Генетика и правильное питание, отсутствие мелких забот о хлебе насущном — все создает эти экземпляры молодой еврейской элиты Германии. Одеты они в легкие неброские пальто от Versache. Им незачем стараться привлечь к себе чье то внимание, его им хватает от рождения.

А рядом блондинка, может даже настоящая. Длинные волосы, высокий круп, длинные ноги, дорогие туфли теперь уже редко на высоком коблуке — портить ноги вышло из моды, это для бедных. Одежда тоже довольно скромная с виду, все же в синагогу пришли. А в глазах страх —

ведь это его, а не ее деньги, а вдруг она надоест и ее на другую поменяют?

Впрочем, девушки из богатых семей тоже встречаются, и даже составляют равноценные пары, но их почему-то меньше заметно.

Женщины приветствуют друг друга, обнимаются и целуются строго с теми, кто соответствует их кругу, а это закрытое общество и просто так, даже имея деньги, вы в него не попадете.

Мужчины между собой не целуются, они же не мусульмане. Обмениваются рукопожатиями, в лучшем случае могут похлопать друг друга по плечу, сдержанно улыбаясь.

Тем временем на бимере, возвышении в центре синагоги, куда вынсят Тору и где кантор читает и поет молитвы, происходит собственная жизнь. Отцы наших стройных молодых людей подходят к Ребе и понизив голос произносят: Восемь тысяч, пять тысяч, двенадцать тыяч, Ребе это озвучивает: Мустермнн 1 жертвует столько-то. Потом обнимает дарителя, тот

гордый отходит, и действие продолжается.

Однако, кроме богатых евреев, есть еще и бедные, которым не достались в наследство дома и фабрики. Их жизнь идет совсем по другом сценарию. Они рады, что могут после молитвы подняться в зал кидуша — столовой— на вечернюю трапезу за 40-50 евро c человека.

Все здание нашей синагоги, согласно легенде, принадлежало раньше масонской ложе.

В зале для молитв огромные окна смотрят в темноватый двор, а под шестиметровым потолком парят крылатые грифы, символ силы и вечности. Они рассматривают мужчин в белых полосатых талесах и слушают их разговоры.

По широкой лестнице после молитвы прихожане поднимаются на высокий второй этаж, в столовую. Допотопный лифт за резной решеткой обманчиво манит к себе, особенно старых и больных людей, которых здесь предостаточно. Все попытки его починить кончаются ничем. Не потому, что это невозможно.Просто нет денег, нет персонала, нет такой необходимости. Не можете сами подняться, сидите дома. Везде нужны молодые и здоровые, а не инвалиды.

Уж какой там лифт, если даже миквы — ванны для ритуального купания, особенно для молодых женщин — уже десять лет нет. То есть, она конечно есть в подвале этого монументального здания, но там все разрушено и заброшено. Как и серый фасад, затянутый сеткой уже много лет, без всяких изменений.

Таково состояние не только Синагоги, но и всего Берлина двадцатых годов двадцать первого века.

Но вернемся в наш Новый год — второе октября 2024 от рождения Христа и 5785 по еврейскому календарю. В зал для кидуша, с двумя большими рустованными окнами, заглядывает старый развесистый каштан.

С каштанами в Берлине случилось несчастье — их поразила странная болезнь, жучки поедают зеленые листья, они становятся коричневыми в разгар лета, как глубокой осенью. С этим пытаются бороться, но пока ничего не выходит.

В зале для кидуша, неким магическим образом, всем хватает места, сколько бы народу ни пришло. Все оживленно переговариваются и, не забывая о приличиях, рассаживаются за столами строго по иерархии приближенности к Ребе.

Но те, кто сидят подальше, тоже ничуть не страдают. Они чувствуют себя в безопасности в стороне от начальства, болтают между собой и радуются жизни. Хотя наш Ребе очень либеральный и крайне редко кому то делает замечания.

Мужчины и женщины сидят вперемешку, что располагает к легкому флирту. Дамы демонстрируют друг другу наряды. Всем хочется быть красивыми и чувствовать себя счастливыми, и тем, кто отпразднует Новый год в отеле Interkontinental, а домой поедут на Тесле, и тем, кто скромно сидит в нашей столовой и спустится потом в метро.

Георг относится к моим нарядам слишком чувствительно, он хочет показать, что его дама шикарная, если и не очень молодая, то с большим вкусом. А что? Тщеславие не самый худший из пороков и может быть стимулом улучшить свою жизнь.

Учитывая настроение Георга, в последнее время я решила, что наше пренебрежение к российской одежде — это всего лишь предрассудок, вынесенный из опыта бывшего СССР. Этой страны давно уже нет, хотя есть желающие оживить ее с помощью розовых воспоминаний об эскимо на палочке за одиннадцать копеек. Они уже забыли, какой проблемой была тогда одежда. С ужасом вспоминаю мрачные ряды темносерых уродливых пальто, которые никто и не покупал. Интересно, куда все это потом девалось?

Теперь ситуация изменилась, опыт последних двух десятилетий свободы не прошел зря. Русские дизайнеры оказались ничуть не хуже европейских и американских, тем более в Питере, у которого всегда был свой особенный стиль. А сшита эта красота в самом Питере или в Выборге, какая разница. Но не в Китае или Турции, что довольно заметно.

В берлинских магазинах цены на одежду сильно выросли, но народ все скупает, как будто боится, что станет еще дороже или подешевевшие Евро некуда будет девать. Что же в этих приличных магазинах продают? Написано: дизайн из Парижа. С виду красивая вещь, дорогой магазин, на ней стоит знаменитая марка, например, S.Oliver, но тут же читаешь внизу откровенную поправку made in china, bangladesh, turky, vietnam.

Нет, я совершенно не хочу сказать, что девушка, сидящая за швейной машинкой в Китае или Индии, хуже русской или немецкой. Но только зарплату ей платят мизерную, стараются быстрее отправить продукцию на рынок, а главную прибыль вы платите немецому магазину. Да и не в этом дело, если вещь нравится, покупаешь — и все. Главное — вещи стали продавать уродливые, из плохих материалов, полистера, который даже для топки плит в бедных странах использовать нельзя — из него выделяются ядовитые газы. Да еще выйдешь на улицу, встретишь такое же пальто, а может и не одно — вот уже настроение на весь день испорчено.

Когда же твое пальто и шляпка задуманы и исполнены в Санкт Петербурге, это гарантия, что ты выступаешь на улице Берлина скорее всего одна. Тем более, что границы между двумя странами стали преодолимы с заметными трудностями.

Итак, счастливо возвратившись из любимого Питера, я шествую через синагогальный двор.

Тут же меня приветствует знакомая дама:

— Как ты красиво одета, просто королева!

А наряжена я в длинное Питерское пальто фирмы Гриоль цвета «лаванда» , с такими особенными острыми лацканами и шлицей, в серо голубой натуральной шляпке-корзиночке, по последней моде.

То есть мы — бедные евреи, но стараемся держать марку и выглядеть не хуже богатых, хотя наши старания заметны, а им и стараться не надо.

В таком приподнятом настроении я вхожу в зал столовой-кидушной, где праздничный народ уже занял свои места и с интересом смотрит на меня и разглядывает мои наряды.

Я вешаю пальто на вешалку, а мою новую серо синюю шлапку горшочек пока не снимаю,

размышляя, пристало еврейской женщине, которая почти замужем, сидеть в шляпке или  нет?

Склоняясь к тому, что распущенные вымытые волосы выглядят лучше шляпки, к тому же замужем я все-таки «почти», шляпку я сняла и повесила на край стула. Это неминуемо должно было привести к ее падению на пол, но думать об этом было лень. На столе так много вкусной еды — разноцветный салат оливье, желто оранжевый салат из свежей капусты, серебристый хумус, ароматные рыбные израильские котлетки, нарезанные кусочки яблока и свеклы, оранжевая морковка и маленький пакетик с золотистым медом.

• Сначала макаем яблоко в мед, чтобы следующий год был медовым, — не спеша рассказывает Ребе. А я невольно задумалась о том, что евреи — большие любители поесть и даже немного выпить вина или чего покрепче. Известно, евреи в штеттлах, хоть и были очень бедные, никогда не умирали с голоду — всегда соседи накормят. И еще у нас не бывает ничьих детей — если родители погибают, всегда найдется семья, которая примет с радостью ребенка и будет заботиться о нем, как о родном. Это прекрасно показано в фильме «Комиссар» с Ролланом Быковым и Нонной Мордюковой.

  За что его режиссера Александра Аскольдова долго преследовали и фильм не показывали массовому зрителю. Ведь было принято считать евреев жадными, хитрыми, опасными и нечестными людьми. Клише для удобства правителей во все времена.

Тем временем праздничный ужин подходит к концу, как всегда закончившись фруктами — спелым розовым виноградом, из которого как раз и делают кошерное вино — евреи говорят, что в нем спрятано солнце, сливами и грушами. Приносят сдобный кошерный пирог, Ребецин его разрезает и все вместе мы читаем Благословение после еды — Беркат Амазон.

— Счастливого сладкого года, — желают все друг другу.

Немного осоловевшие от еды, вина и общения, выходим на лестницу, Георг галантно подает мне мое новое пальто. Тут я спохватываюсь:

• А где шляпка?

Мы везвращаемся в столовую и дружно ищем шляпку. Мой добрый друг, наш коэн Рувен, моя соседка Лена — все взялись за поиски. Георг залезает под стол. Стал шарить под стульями, напрасно — шляпка исчезла.

Тогда Рувен, самый сообразительный из нас, подходит к соседнему столу и доволно громко спрашивает:

• Вы тут не видели шляпку?

  За столом происходит легкое замешательтсво. Потом одна из дам, сидевшая прямо за моей спиной, худощавая брюнетка в белой кофточке, обратилась даме напротив, к полной блондинке лет шестидесяти пяти с шестимесячной завивкой на неровно подкрашенных кудряшках , с круглым нееврейским лицом, которую я у нас в синагоге никогда не видела.

• Зоя, давай шляпку!

Зоя явно огорчилась и со смущенной улыбкой лезет в свою сумку, откуда извлекает мою новую любимую шляпку.

• Спасибо, — говорю я спокойно.

  Мы выходим на лестницу

• Давай пойдем в зал и всем расскажем, что у тебя украли шляпку, — возбужденно говорит Георг, любитель острых ощущений

• Ты что, хочешь всем новогоднее настроение испортить? — спрашиваю я мрачно

• Но все будут на нашей стороне, — не унимается Георг

• Успокойся и пошли домой, — твердо говорю я, — все таки забавно представить, что они подумали. Может, решили, что некто много выпил и забыл о шляпке.

• А скорее всего виной вся та же легенда о богатых евреях — у них столько денег и вообще всего, что шляпки растут на полу в столовых, как грибы после дождя.

На следующий день дама, пожелавшая мою шляпку, опять явилась и даже приветливо махала нам рукой. Я злиться уже перестала и махнула в ответ. В конце концов, это была только шляпка, а не портмане с деньгами или кольцо с бриллинтом. И вообще я сама виновата.

• Будь осторожен, следи за собой, — как сказал один из классиков советского рока, вроде бы из Наутилус Пампилус.

  Кроме того, я испытываю некоторую гордость за любимую питерскую фирму Griol — видимо их вещи так хороши, что их даже в столице Германии — Берлине, пытаются украсть.

04.10.2024 — 5875

Берлин