Полина Брейтер — лауреат Премии киевского журнала «Радуга» (2022) и финалист Литературной премии им. Марка Алданова «Нового журнала» (2020 и 2022)
Мне восемьдесят лет, и я не знаю, как жить.
Мне восемьдесят лет, и я всё еще не знаю, как жить.
Я была зачата в декабре 1941-го в Сталинграде, куда мой отец привез из Одессы мою маму, и где она жила вместе с другими эвакуированными. Я могла бы и не родиться, если бы перед самой Сталинградской битвой маме не удалось перебраться в Сибирь. Битва началась в июле 1942-го, я родилась в начале августа.
Мама никогда не говорила мне о Сталинграде, и я долгое время думала, что она была эвакуирована сразу в Сибирь. Зато о сибирской жизни рассказывала много. Даже о самом моменте моего появления на свет. Как хозяйка квартиры убежала за акушеркой, и мама осталась с моей двухлетней сестричкой. Как она кричала от боли, а сестричка говорила ей: «Мамочка, не бойся, я же с тобой».
На сибирскую жизнь мама никогда не жаловалась, но по ее рассказам у меня складывалась мрачная картина. Я представляла себе избу, в которой мы жили. Представляла почему-то темные грязные стены. Потому ли, что мое свидетельство о рождении было выдано каким-то неведомым мне Грязновским сельским советом Омской области. Потому ли, что, как мне рассказывали потом, я всё время пыталась эти стены лизать. Доктор говорил маме, что мне не хватает кальция, и советовал купить коробочку зубного порошка. Тогда я стала лизать порошок.
Еще мне рассказывали, как мама ходила со мной на руках в соседнюю деревню за молоком, потому что купить его там, где мы жили, было невозможно. Однажды по дороге на нас напала корова, и мама упала, но, даже падая, помнила, что надо прикрыть меня собой.
https://magazines.gorky.media/nj/2024/316/mne-vosemdesyat-let.html
Полина Брейтер. Мне восемьдесят лет. Автобиографическая повесть
Мне восемьдесят лет, и я не знаю, как жить.
Мне восемьдесят лет, и я всё еще не знаю, как жить.
Я была зачата в декабре 1941-го в Сталинграде, куда мой отец привез из Одессы мою маму, и где она жила вместе с другими эвакуированными. Я могла бы и не родиться, если бы перед самой Сталинградской битвой маме не удалось перебраться в Сибирь. Битва началась в июле 1942-го, я родилась в начале августа.
Мама никогда не говорила мне о Сталинграде, и я долгое время думала, что она была эвакуирована сразу в Сибирь. Зато о сибирской жизни рассказывала много. Даже о самом моменте моего появления на свет. Как хозяйка квартиры убежала за акушеркой, и мама осталась с моей двухлетней сестричкой. Как она кричала от боли, а сестричка говорила ей: «Мамочка, не бойся, я же с тобой».
На сибирскую жизнь мама никогда не жаловалась, но по ее рассказам у меня складывалась мрачная картина. Я представляла себе избу, в которой мы жили. Представляла почему-то темные грязные стены. Потому ли, что мое свидетельство о рождении было выдано каким-то неведомым мне Грязновским сельским советом Омской области. Потому ли, что, как мне рассказывали потом, я всё время пыталась эти стены лизать. Доктор говорил маме, что мне не хватает кальция, и советовал купить коробочку зубного порошка. Тогда я стала лизать порошок.
Еще мне рассказывали, как мама ходила со мной на руках в соседнюю деревню за молоком, потому что купить его там, где мы жили, было невозможно. Однажды по дороге на нас напала корова, и мама упала, но, даже падая, помнила, что надо прикрыть меня собой.
Читать дальше по ссылке в блоге.