Анатолий Головков. ПРОЩАНИЕ С МЕЩЕРСКИМ

Ровно 7 лет назад ко мне на Воскресенскую последний раз пришли гости перед отлётом в Израиль.

Я летел, если по-честному, за дарконом. За паспортом, с которым вроде бы свободней ездить по миру.

Какая еще репатриация? В Москве оставались друзья, еще почти целехонький круг Щекоча, актеры, музыканты, Переделкино, Мичуринец, дети и внуки, могилы в Ваганьково и на Ховани, литература, работа в кино.

Думал, на год. В 2016 году нужно было прожить в Израиле год безвыездно для получения загранпаспорта.

Однако, что случится за этот год, — кто мог предсказать?

Что — уже через пару месяцев пойду, как бурсак, в ульпан, услышу звучание иврита. И полюблю этот язык.

Что передо мной раскроется мир невероятной глубины и силы. До оторопи и дрожи. И заставит писАть совсем по-другому.

Мир, в котором временнЫе пласты существует одномоментно, как слоеный пирог.

Где с вершины и внутри своего сердца можно услышать голос Всевышнего.

Где ты никакой не приезжий, не чужой, а свой, — вот уж какой уродился, со всеми ошибками и глупостями прошлого, — где тебе рады, тебя ждали.

Где ты вспомнил, что именно тебе говорили в доме деда; все эти Шабесы. Все эти «лешана абаа бирушалаим», меноры и свечи, и молитвы из Торы; как тебе впервые надели сшитую бабушкой кипу.

От московской жизни не осталось ничего: ни дома, ни машины, ни сада, только книжки, да кое-какие вещи.

Там ты как бы умер, тебя реально нет. А здесь родился вновь.

Вот как бывает, такие дела.

Моя история — не вполне судьба осознанного репатрианта, не говоря уж об отказниках. Моя история о том, как Израиль — собирает душу самонадеянного, но растерянного человека по частям.

Придает ей новый смысл.

Поглощает.

Заводит тебя, как заводят тряпичного Арлекино, крутит как дрейдл. Складывает приоритеты совсем в ином порядке, чем ты мог себе представить…

… то есть мог представить в том самом марте 2016-го.

За пять лет до пандемии и за шесть лет до одной из самых стыдных и подлых войн в истории.

Когда — уж не помню точно, то ли Лёня Бахнов, то ли Вадик Месяц, то ли Лера Манович, то ли Гена Калашников — сняли меня на телефон среди раскисшего снега.

Говоря: до свиданья.

А получилось — прощай.

* * *

На фото: наш двор в Мещерском, Москва, 19 марта 2016 года.