Памяти Иосифа Бродского
Ему теперь впаяли срок,
а он молчит, как дно завода.
Зачем-то старая подвода
всё едет прямо на восток.
Куда-то кролики спешат,
за ними не спеша удавы.
И кто налево, кто направо
все потихонечку грешат.
В тьму выстрел, в печку кочерга,
вокруг лица то нимб, то ветер.
И все мелодии на свете,
и неба зарево-дуга.
Цари в лесах стреляют дичь,
их дочери идут по кругу,
ревут медведи на белугу,
а президент толкает спич.
Что делать, если человек…
Не много спать, а жить — и ярко.
Пусть жизнь подарит нам подарки,
а из печи с картошкой шкварки
продляют наш недолгий век.
Был человек, и нет его.
Из рукава не кисть, а спица.
И что должно ещё сслучиться
в наш интересный страшный век…
Так закругляя мир вещей,
хлебая ложкой суп французский,
поэт заговорит по-русски,
пусть в этом мире он ничей.
А в небе зарево-дуга,
любимая давно с другими,
но ты её всё помнишь имя
и вновь — неведомо куда.
Пора прощаться, жизнь — полёт.
Её мы выпьем без остатка…
Со смыслом правда очень шатко.
Труба? Куда-то нас зовёт.
Зовёт? Ну что ж, прибавим шаг.
Устроим праздники и встречи,
и не забудем этот вечер,
и пред врагом не спустим флаг.
Молчанье тоже тишина,
но больше я за точность слова.
В подлунном мире всё не ново,
как говорили в времена.
Пора прощаться: путь далёк.
Куда летит душа живая?
Ведь нет ни ада и ни рая.
И скрылся в пепле бывший Бог.
Лети, душа, куда-нибудь —
всё выше, выше, выше к свету.
И совершая пируэты,
Любви и смерти не забудь.