Катя Марголис (этот текст публикуется в порядке обсуждения)

В этот день последние 27 лет я пишу текст или пост.

(https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=3603659453015327&id=100001139226342)

И никогда мне не было это сделать так трудно, как в этом году. Настолько трудно, что я даже думала малодушно его пропустить. Но потом поняла: нельзя.

Сегодня день памяти поэта, которого я впервые прочла ещё совсем ребёнком в слепых машинописных листках самиздата, которые мне тайком дала мама: «Прочти, Кать, тебе понравится«.

Мне не просто понравилось— я сразу выучила наизусть, и это определило многое в моей дальнейшей жизни. Я читаю и перечитываю, знаю многое наизусть , занимаюсь им всю свою взрослую жизнь, читала лекции, составляла книги, иллюстрировала, ездила на конференции…

….Иосиф Бродский.

Величина огромного масштаба и потому тем непростительнее (и отчего-то я ощущаю это именно как мой личный стыд) сегодня его кошмарные стихи «На независимость Украины».

Этим летом я опубликовала в «Новой Газете Европа» статью об этом стихотворении с разбором генезиса поссесивных интонаций и критикой имперства Бродского. Там же цитирую отрывок из эссе Оксаны Забужко «Прощание с империей». Моя статья так и называется «Если выпало в империи родиться»…

Вот полный текст:
https://novayagazeta.eu/articles/2022/07/09/esli-vypalo-v-imperii-roditsia

Боже, что тут началось.

Как же— я посмела покуситься на наше-ещё-одно-всё.

Проклятия летели со всех сторон (и из лагеря патриотов империи, и из либерально-оппозиционного — может быть, из второго даже сильнее ).

Меня (цитируя ИБ) «упрекали во всём, окромя погоды». Впрочем, в погоде тоже «у вас там в солнечной Венеции…»

В российском же даже просвещенном сознании культура действительно оказалась устроена не как живой организм или силлогизм, а по жесткому структурно-иерархическому принципу иконостаса: Бродский где-то в деисусном чине. Неподалёку от Пушкина. С обязательным прилагательным «великий» в качестве эпитета. Критического взгляда и самокритики не предполагается. Либо иконопоклонничество, либо иконоклазм.

Защитники и певцы «величия» даже диссидентство сумели встроить в собственный иконостас и сами не заметили, что, воспевая (а не читая и учась у него) того же Сахарова, который не встал и не стал аплодировать, когда весь зал поднялся и захлопал— сейчас гораздо больше в своем коллективном усилии «ату» напоминают именно толпу. Не диссидентов-одиночек, а этих депутатов, захлопывающих и затаптывающих, нетерпимых к альтернативному мнению и попыткам содержательного критического разговора. Кто не с нами— тот враг. Чем не советский подход, даром что под знаменем Сахарова… (https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=5818657131515537&id=100001139226342).

А ведь до 2014 года я (в силу ли близости к этому кругу или же просто непростительной близорукости уже даже в молодости) тоже легкомысленно считала это стихотворение несущественным, думала что «Бродского заносило», что это стёб, что он же не публиковал эти стихи, а значит, это не считается. Ну, прочел пару раз публично, ну подумаешь…
Нет, не подумаешь.

Это стихотворение и запись его чтений останется, как остались фашистские передачи Эзры Паунда (и обличаемого за это и Бродским в «Набережной Неисцелимых»), который по причудам черного юмора истриии мировой литературы похоронен на том же венецианском кладбище на острове Сан Микеле, где и Бродский.

В момент похорон даже был скандал: выделенное под могилу Бродского место оказалось соседним с Эзрой Паундом, и только вмешательство Барышникова )кстати, вчерашнего юбиляра (75!) помогло найти другое место на евангелистком кладбище и увеличить дистанцию между могилами до приличной.

Увы, история в ретроспективе опять сократила эту дистанцию в полтора десятка метров до несущественной.

Паунд остался великим мировым поэтом, но пятно коллаборационизма на нем навсегда.

Бродский тоже. И второстепенное украинское стихотворение теперь никогда не смыть.

Друг и знаток творчества Бродского, шведский славист Бенгт Янгфельдт в своей книге «Язык есть бог» вспоминает такой эпизод: “Летом 1989-го, по пути на остров Торё в машине, которую Иосиф брал напрокат. Он сидит за рулем. В дороге он весьма неприязненно отзывается о «x0xл@x». Вроде того, что все человечество можно разделить на «x0xл0b» и прочих. Его оценки утрированные, смешные, но в них есть доля серьезности. Вдруг он останавливается и говорит со смехом: «Если бы члены Шведской академии меня слышали сейчас…» (Б.Янгфельдт “Язык есть Бог”)

Казалось бы, чисто личный разговор, знакомые нам по другим воспоминаниям провокативность, ирония и самоирония, подростковое низвергание основ и правил, которые нам всем так импонируют. Можно ехать дальше вдоль фьордов, особо не задумываясь. О чем и твердят хором русскоязычные критики, читатели и почитатели, торопясь проскочить очередной резкий и чрезвычайно болезненный поворот своей истории.

Посоветую им подставить вместо “x0xлов” —«ЖNДЫ” (этим странным написанием я обхожу баны фб цензуры). Вы заметили, что шутка почему-то перестает быть такой “забавной”, а “ироничные” стихи (именно таким словом литературный критик Юзефович сочла нужным обозначить стихи Бродского “На независимость Украины” в разгар войны, на фоне ракетных ударов по мирным домам и оторванных детских рук и ног, не говоря уж просто о невежестве в области пост-колониального литературоведения и непрофессионализме рассуждений такого рода в 2022) и звучит как оскорбительное святотатство?

Не хотят ли уважаемые критики и “защитники” Бродского задуматься, почему?

Может, после Бучи, Мариуполя и Изюма российским интеллектуалам стоит чуть пересмотреть свое тонкое чувство юмора?

Кстати, недавно очень прогрессивные либеральные журналисты, снимающие очень прогрессивные либеральные фильмы (о Бродском, о диссидентстве— https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=1232882600093036&id=100001139226342) то по заказу Константина Эрнста на деньги Первого Канала, то теперь, кажется, подсанкционного олигарха —кажется, предлагали по заданию своего шефа выкупить автограф «украинского» стихотворения Бродского за огромные деньги. Разумеется им было отказано. Но сам факт остаётся. Каково же желание обладать горячей пропагандистской бумажкой. Как много это говорит о всё той же либерально-интеллектуальной российской дружбе со злом.

Оправившись от шока реакций на свою статью (я наивно не подозревала, до чего понесет даже казалось бы самых образованных и адекватных), я решила , что это ценнейший материал. По мотивам разбора и анализа этих диких реакций я написала уже следующую статью (англоязычную), где попыталась проанализировать корни такой рецепции и неспособность русской литературы к конструктивной самокритике при столь распространенной русской традиции самоуничижения.
Статья вот: https://www.eurozine.com/dont-blame-dostoevsky-blame-ourselves/

Думаю, глубинный корень и того, и другого— в комплексе нелюбви, отсутствии воспитания уважения:,само- и к достоинству другого. (Об этом подробнее уже в другой статье в «Новой»: «Детдом Россия»: https://novayagazeta.eu/amp/articles/2022/12/05/detdom-rossiia

О насилии лучше знает жертва. Насильник будет заниматься газлайтингом и до последнего утверждать, что “ей все показалось”. Будь то BLM, MeToo , антисемитизм (“да нет, что вы, у меня был даже один друг еврей!”) или российский великодержавный/мужской шовинизм. Это же касается колониализма. Вшитая в культуру имперская составляющая действительно куда заметнее извне.

Я получила много прекрасных писем и комментариев с благодарностью и готовностью к содержательной дискуссии от …украинцев, грузин, эстонцев. И …от личных друзей и лично знавших Бродского. Что тоже очень показательно. Они дружили достаточно глубоко и продолжают его помнить и любить, горько осознавая правду и зная то, что не знать сегодня непростительно.

За редчайшим исключением умеющих заглянуть в анамнез собственных реакций и имеющих мужество читать внимательно и непредвзято, от остальной массы экс-соотечественников я получила в основном шквал хейта в диапазоне от снобизма до личного хамства.

Результат этого культурно-социального эксперимента по систематизации этих реакций показался мне очень актуальным.

Объединяет это меню реакций только одно — ПОЛНОЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ ВОЙНЫ ИЗ КОНТЕКСТА РАЗГОВОРА, и отсюда — разные формы психологической защиты и отрицание острой необходимости анализа собственных устоявшихся представлений под разными соусами.
Итак, линии “защиты” Бродского —а на самом деле, себя и своего, ибо, конечно Бродский в защитниках совершенно не нуждается:

1. «Либеральная»:

устроили тут комсомольское собрание с разбором личного дела. Что хотел, то и писал—и нечего лезть в это со своим дурацким «колониализмом», который уже надоел. Поэт свободен во всём. А война тут вообще ни при чем. Таких в моей ленте большинство. Это рефлектирующая просвещенная публика. Ни у кого (за исключением редких комментариев) при этом не возникло никакой попытки рефлексии: отойти от себя на шаг и попытаться проанализировать и взглянуть на себя со стороны — ну хотя бы в качестве эксперимента “ с чего это я так разозлился” — вдруг в разговоре об имперскости есть что-то, что касается меня лично?

2. «Филологическая»: и на старушку бывает прорушка»- у любого поэта есть неудачные стихи. Мол, непонятно, о чем тут говорить и зачем. Что шум-то разводить? Казалось бы , пожали плечами и пошли дальше, но именно под такими постами масса лайков и эмоциональных комментариев. Налицо еще одна форма отрицания и попытки избежать неприятного анализа собственных реакций. “Я бежал за вами три квартала, чтобы сообщить, что Вы мне безразличны”. Сюда же примыкает «текстологическая»: мол, стихотворение написано не от лица автора, а от лица лирического героя. Правда на вопрос о том, почему автор выбрал такой приём и нигде и никак от него не дистанцируется и почему автор не включил в результате стихотворение ни в одну публикацию— остаётся без ответа.

3. «Патриотическая»:

Бродский-наше(!)-почти-всё. Он видел лучше и дальше, у него душа болела за родину и он хотел предостеречь Украину, ну пусть «даже грубовато». Дальше возможны варианты вплоть до милитаристских. Это наименее интересный и наименее образованный сегмент. В моей ленте немногочисленный. В комментариях к газете и к перепортим — куда более.

4. «Еврейская»

Отношение Бродского к Украине объясняется Второй Мировой, Бабьим Яром и участием украинцев в уничтожении евреев. Это очень серьезный аргумент и фактор. И чрезвычайно трудно сейчас это обсуждать. Обычно при этом многие люди не в курсе, что в Украине Холокост совсем не замалчиваемая тема, что в отличие от России там произведена огромная внутренняя работа не только га уровне сооружения мемориалов и что нынешний выбор себе в президенты соотечественника с еврейскими корнями говорит о результатах этой работы лучше любых деклараций. Россиянам даже не снилось. Кроме того, в Бабьем Яру погиб цвет украинского сопротивления: имя Телига (да, вызывающее яростные споры и сегодня) едва ли знакомо россиянам. Но даже без знания этого логика хромает. Если б Бродский воспринимал Украину как насильника, то вряд ли стихи имели б такую модальность, да и вообще почему бы не отправить насильника на все четыре стороны и радоваться, что он далеко и отдельно, а не цепляться за него руками и ногами?

5. «Уберите Ленина с денег»

— мол сами (сама) устроили культ, а теперь развенчиваете, пусть себе мирно живет, как и мы — вне политики. Культура не виновата ж. “Нас не трогай и мы не тронь”.

6. «Сама дура»— относится к оппоненту/врагу (различия не делается), автору статьи, которая «пиарится», «оседлала повестку», «зарабатывает», пытается «угодить и сохранить своё рабочее место»(мне до сих пор интересно, где же оно, это заветное место:-).

Ad hominem во всех видах.

В чем же корень?

Снова и снова возвращаюсь мысленно к одному эпизоду. Лет десять назад я шла через мост Академия и вдруг увидела необычную для здешних территориальных вод: мчащийся по почти пустому Большому Каналу лодочный кортеж с мигалками. Я остановилась посередине моста в неприятном предвкусии дежавю. В Венеции такое не принято. На моей памяти приезжали президенты, премьеры, Папа Римский, далай-лама, но никогда так.

Как раз в это время меня окликнул Роберт Морган (друг Бродского, адресат «Набережной неисцелимых»):

— Видела, твои соотечественники… Мадам Медведева приехала торжественно открывать памятную доску Иосифу…

Стало физически тошно.

Доску открыли с той же официозной помпой. Светлана Медведева перерезала ленточку под аплодисменты чиновников.

Апроприация Бродского властью в качестве “великого” началась не сейчас. Не случайно, как видим.

На доске рисунок Франгуляна с профилем более мандельштамовским, нежели бродским, да ещё и с ошибкой. На первом занятии курса «Город как текст» я всегда прошу студентов найти её в тексте на мраморе, который по-итальянски просто «любил и воспел», а в русском варианте гласит:
«Иосиф Бродский , великий поэт,лауреат Нобелевской премии, воспел «Набережную Неисцелимых».

Ответ таится в кавычках. Получается, что воспел он не место (место это он, кстати, не воспевал, а выбрал как идеальную метафору для названия), а собственное произведение…

Эта ошибка удивительно срифмовалась с нынешней трагической автореферентностью российской культуры и либеральной публики. Всё только о себе, о своих переживаниях в связи с тем, удивительное бесчувствие — за редчайшим исключением украинская реальность, реальность войны не в связи с собой, а просто.

Отсутствие соразмерности. Отсутствие пропорций. Неспособность вынести точку зрения из себя и вынести точку зрения, отличную от своей.

Недавно я с псом снова шла по Набережной Неисцелимых. И думала о неисцелимости. Об осколочном зрении военного времени. О невозможности цельности (внутренняя форма слова “ис-цел-ение”) при взгляде только из одной точки.

В том же курсе “Город как текст” я часто привожу пример культурной топографии. Когда в Венецию приезжают русские, они несутся стремглав вдоль этой набережной и замирают перед этой доской Бродскому, висящей на случайном доме (на самом деле, не вполне случайном — когда-то это было резиденцией русской аристократической семьи, а сейчас там живет один человек, чья судьба пересеклась с судьбой Бродского, но об этих случайных рифмах никто из вешавших доску, конечно, не знал — просто на частном доме легче согласовать бюрократически.) В своем пробеге они совершенно не замечают доску, например, такому классику английской литературы и культуры, как Джон Рескин, которая висит несколькими домами раньше — и перед которой замирают в почтении англоязычные туристы. Французы заворачивают налево в поисках палаццо, связанного с Прустом. У каждой моно-культуры свои маршруты.

Это просто ментальная карта-текст, наложенная на топографическую карту города. Города, который включает и восхищает всех и где человек видит человека и слышит отзвук собственных шагов в пространстве мировой культуры.

Русские часто спрашивают венецианцев; “А у вас знают/читают/Бродского?” — и получают обычно не вполне понятный им ответ: конечно как одного из замечательных певцов этого города, в котором прекрасно сосуществуют голоса Диккенса, Гете, Пруста, Шекспира, Паунда, ну и Бродского.

Это одно общее пространство мировой культуры, в котором нет жёстких иерархий, а каждый выбирает себе маршрут или же идет куда глядят глаза и ведет судьба-переулок.

Это живая сеть (где как не в рыбацком городе уместна эта метафора), а не зачищенная магистраль.

Язык, культура, координаты разного рода, в которых мы выросли определяют нашу идентичность, но не исчерпывают нашу личность. Хотя безусловно ее формируют.

Не бывает личности без идентичности. Не обязательно узко-национальной или гендерной. Не бывает личности без языка/языков. Не бывает культуры без преемственности. А преемственности без отвественности. “Люби кататься — люби и саночки возить”. Или не люби, но делай всё равно. Это про ответственность. Это же относится к осмыслению собственной культуры/идентичности.

Любить нельзя стыдиться.

Эту универсальную формулу я наблюдаю в российском дискуссионном поле уже какой месяц— в основном с запятой после любить.

Отдельные смельчаки решаются поставить её после слова «нельзя». Разумеется, после слова «нельзя» её ставят многие (или даже большинство) русскоязычных и уж тем более нерусскоязычных украинцев.

Вопреки правилам русского языка я же не хочу ставить в этой фразе запятых вообще.
А вместо «нельзя» ставлю союз «и».

Любить и стыдиться можно и нужно. Это честно.

Вопроса ответственности не обойти — причем и на личном уровне, и на уровне “культурной популяции”. Слово становится делом. И потому культура и общество, которое она объединяет (именно культурно-языковая общность, а не географическая с ложной дихотомией уехавших и оставшихся), нуждаются в переосмыслении и деколонизации, а необходимость личного осмысления и внутренней работы это никак не умаляет. Одно невозможно без другого

(Эта война — в том числе страшный и наглядный урок связи слов и насилия. Ответственности слов. Вспомним хотя бы путинское блатное-предвоенное “Нравится-не нравится” и последовавшие РЕАЛЬНЫЕ МАССОВЫЕ ИЗНАСИЛОВАНИЯ в Украине российскими оккупантами. Социальная допустимость подобных высказываний и толерантность российской просвещенной публики к шовинизму и расизму (его мы во всем цвете наблюдали опять-таки недавно в связи с BLM) ведет к реальным последствиям.)

Я не люблю спекуляций о том, что бы сказал тот или иной человек, который умер до события.
Я не сомневаюсь, что поэт Иосиф Бродский был последовательным противником подавления личности и войны (вспомним его письмо Брежневу и протесты против ввода советских войск в Афганистан).

Что не отменяет всего сказанного выше, о чем я именно поэтому считаю важным говорить вслух, говорить по-русски и говорить именно сейчас.

Выводы можно делать разные.

Но ужас ежедневной войны невозможно вынести за скобки никакого разговора.

А понятие “cancel” метафизически ему как раз близко.

Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — а потом сотри.

Память отменить невозможно. Это не надгробие и не памятник. И под это не нужно выбивать место.

Поэзию тоже, конечно, отменить невозможно. Но, как и религия, она куда лучше в катакомбам состоянии, не взятая ни на чьи знамена.

Любящий взгляд и добрую/долгую память культуры можно сохранить не через иллюзии и без прилагательного “великий” в гардеробе.

Оно, собственно, именно ему никогда не шло — велико и смотрелось нелепо.

Честный взгляд через цельные линзы очков общемировой культуры в тонкой оправе собственной — куда больше.

Но каждая могила— край земли, — напишет Бродский будущую авто-эпитафию в стихотворении на смерть Элиота.

Край земли и край света.

«Letum non omnia finit”— выбито на его надгробии. Со смертью не всё кончается.

Но что-то кончается безвозвратно. Живая жизнь человека.

Вечная память поэту.

Вечная память всем тем, кого убили те и при молчаливом согласии тех, кто готов подписаться под этими убийствами его словами и продолжать их оправдывать.

Да будет так. Аминь.

 

 

Один комментарий к “Катя Марголис (этот текст публикуется в порядке обсуждения)

  1. Катя Марголис (этот текст публикуется в порядке обсуждения)

    В этот день последние 27 лет я пишу текст или пост.

    (https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=3603659453015327&id=100001139226342)

    И никогда мне не было это сделать так трудно, как в этом году. Настолько трудно, что я даже думала малодушно его пропустить. Но потом поняла: нельзя.

    Сегодня день памяти поэта, которого я впервые прочла ещё совсем ребёнком в слепых машинописных листках самиздата, которые мне тайком дала мама: «Прочти, Кать, тебе понравится«.

    Мне не просто понравилось— я сразу выучила наизусть, и это определило многое в моей дальнейшей жизни. Я читаю и перечитываю, знаю многое наизусть , занимаюсь им всю свою взрослую жизнь, читала лекции, составляла книги, иллюстрировала, ездила на конференции…

    ….Иосиф Бродский.

    Величина огромного масштаба и потому тем непростительнее (и отчего-то я ощущаю это именно как мой личный стыд) сегодня его кошмарные стихи «На независимость Украины».

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий