Колодец рыли немцы.
Они шестой год в плену.
Ходили слухи, что вот-вот отправят домой. Поэтому немцы казались услужливы. Хоть коряво, но говорили по-русски. И под губную гармошку пели «Катюшу»: газцветалы яблоны унд гыушы.
А что? Если табак кончился или молока попросить — заговоришь хоть по-китайски. Хотя кормили немцев как своих. Каша пшённая, так с маслом, борщ — так с мясцом на кости и при жирке.
Начинался колодец так.
Летом, — на другой день после Стратилата, — пришли мужики, колодезники из Горушек. С петухом за пазухой. Выпустили петуха, стали смотреть. Петух побродил, поворчал. Мужики курили хмуро.
— Да чтоб тебя!
И вдруг замер, землю лапой заскрёб.
— Туточки вода. И по всему — не глыбоко.
Отец смеялся, поправляя гимнастерку под портупеей.
— Двадцатый век, а вы как при царе Горохе! Какой еще Стратилат?
Но рыть разрешил.
Конвой курил махорку, автоматы на коленях. Мы с сестрою торчали рядышком.
— А вдруг они сбегут?
Повариха тетя Надя отвечала:
— А куда им бегти-то? Некуда больше бегти! Почитай, набегалися за войну, делов понаделали!
Мы не унимались:
— А если в райцентр убегут, дядя сержант?
— Ну, в Невель. Прыг в вагон — а их цап-царап! И обратно! Пущай роють!
Работали немцы аккуратно.
Поднимут землю в ведре, на носилки, умнут, чтоб ни крошки не упало, отнесут в сторонку, на брезент.
Отец хотел выложить стенки кирпичом.
Подрядчик спорил:
— Сырость пойдет, зима-лето, повалятся. И не по-нашему это.
— А как же, Николай Савельич?
— Сруб соберем. Лишь бы не горька пробилась вода: железа в глине до хрена.
Навезли бревен, явились плотники сруб ладить, полетели щепки осины — ароматные, сладкие.
А из ямы колодезной уже кричат:
— Вассер, вассер!.. — Вода пошла.
Не пошла, нарвались на ключи — попёрла!
Отец уже не мешал.
Сладили сруб, опустили веревками. И как велел колодезник, гораздо ниже уровня воды.
Закончили, отсосали насосом, пока грязь не сошла.
Опустили первое ведро.
…Вкус этой воды как забыть? И не знаю, с чем сравнить. Причем, из стакана — не то. А вот ведро на цепи подымешь, туда мордаху опустишь, как конь. И пьешь, пьешь, пьешь.
Серебро живое, мать честная!
Старухи из деревни приходили набрать свежеколодезной.
Говорили, кака-така горька? Не горька вовсе! Чай из нее в самоваре — мёду не надо, сам сладкий. А хворь какая, коленка болит, приложишь, к утру уляжется.
А к душе приложишь — и на чужбине беду отведет.
Вот какая осталась надежда.
Да хоть такая, и слава Богу!
2019
Анатолий Головков. КОЛОДЕЦ
Колодец рыли немцы.
Они шестой год в плену.
Ходили слухи, что вот-вот отправят домой. Поэтому немцы казались услужливы. Хоть коряво, но говорили по-русски. И под губную гармошку пели «Катюшу»: газцветалы яблоны унд гыушы.
А что? Если табак кончился или молока попросить — заговоришь хоть по-китайски. Хотя кормили немцев как своих. Каша пшённая, так с маслом, борщ — так с мясцом на кости и при жирке.
Начинался колодец так.
Читать дальше в блоге.