Александр Иличевский. Три миниатюры

Тоска может быть причиной для развития. Она может подтолкнуть к преодолению трудностей и стремлению к чему-то лучшему. Многие достижения цивилизации были обусловлены желанием преодолеть тоску.

Но с тоской также бывает трудно справиться. Она может привести к грусти и даже к нестерпимому отчаянию. Зимние праздники, например, Рождество и Ханука, возможно, возникли когда-то как способ справиться не только с беспросветностью в историческом смысле, но и в календарном – с долгой зимней тьмой. Эти праздники дают чувство общности и единения в то время, когда многие люди могут чувствовать себя одинокими или брошенными. С другой стороны, тоска, рождающаяся вокруг оси боли и наслаждения, может подтолкнуть человека к болеутоляющим веществам. Одна только фотография с героиновой улицы в Детройте может нам продемонстрировать разрушительный механизм чрезмерной беспечности.

Тоска также может быть движущей силой революций и социальных перемен. Желание лучшей жизни или свободы и справедливости способно побудить людей к действиям и борьбе за свои права. Если только не заливать тоску повсеместным чувством ложного величия.

В то же время тоска может служить своего рода «спасительным состоянием» для мозга, в немалой связи с биохимическими особенностями организма. Тоска может вдохновить нас на поиск нового опыта и изучение новых вещей. Многие из величайших произведений искусства, литературы и музыки были созданы людьми, которые боролись с чувством грусти.

В действительности способность превращать боль в нечто прекрасное и долговечное может быть одной из самых необычных способностей человеческого разума. В предсмертной записке Ромен Гари сформулировал это так: «Можно объяснить всё нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом».

Наконец, тоска по Богу может быть фундаментальным аспектом человеческого опыта. Ибо при мысли о тоске нельзя обойтись без метафизики. Без метафизики она становится невыносима. Без понимания тоски мы, возможно, не сможем полностью понять наше собственное стремление к смыслу и цели в жизни.
Что ж? тоска может быть как источником боли, так и источником достижений. Это сила, которая движет нас вперед и, возможно, определяет ход будущего. Тоска может быть как позитивной, так и негативной, и может стимулировать как личностный рост, так и деструктивное поведение.

У Блаженного Августина сказано, что зло – это лишь отсутствие любви. Вот хотя бы почему в любом случае не следует забывать, что мы тоскуем по Богу так же, как и Бог тоскует по нам.

*******************************************************************

Начинается похолодание. В горах пора надевать цепи, смотреть в мутное небо, и думать о пользе белизны для души, о вкусе дыма из печной трубы, о том, что собаки на хруст снега откликаются неохотней. Постепенно белое поглощает всё. Горы превращаются в призраков-великанов. Снегопад исцеляет. Это связано с забвением, с искусством забывать, с даром покаяния. Гигантский серафим кружит над предгорьями, растрачивая свои перья на снежный покров. Иногда он устает и садится на одну из вершин. Свесив с колен когтистые руки, он всматривается белыми глазами в склоны, в долину, не мелькнет ли где прогалина. И если заметит — пикирует вскоре туда.

Человек в горах мало значит. Еще меньше — вместе со своим грузом забот, несовершённости, и тем более вместе с сильными чувствами. Горний мир презирает силу — и особенно сиду чувств, — презирает все, что на него пытается быть похоже. Архангелам смешно смотреть на сильного. Вот к малому стоит приглядеться. В мире верхних ценится все малое, как и везде, где почитают искусство незримого. Для нас здесь все другое: люди, стены, вещи, и нас никто не знает — мы чужие. Настолько, что даже звезды ближе, чем дыхание другого.
Жизнь скрывается за снегопадом. Настает пора читать, удивляться снам, просиживать вечера у печурки, прислушиваться к завываниям ветра, ибо грядущее теперь уже более не случится и тоскует об этом. Иногда прошуршит с кровли сугроб. Властвует скупое время чистого листа и положенной на него авторучки. Все дела остались на земле. Здесь мы зимуем за ради Бога. Следя за звездами, следя за тем, когда стихнет архангел — когда остановится разматывать свои крылья. И, может быть, звезда что-то молвит. И, может быть, услышишь две-три ноты. И, вероятно, придется записать. В горах так близко к духам, что начинаешь пользоваться снами как зеркалом или всматриваться в зеркало и видеть, как отражение становится прозрачным.

******************************************************************

В Библии текст питается тайной так же, как это делает поэзия. С Богом можно говорить только в поэтическом ключе, поскольку именно поэзия есть то ремесло, которое дольше любых других занятий homo sapiens позволяет ему обращаться с тайной, невыразимостью, пусть метафорически и лексически незамысловато, или наоборот, но именно поэзия обучает слова обращаться к незримому. Поэзия, как и священные тексты, сочиняется под камертон выверенности сообщения: все слова в нем подлежат прочтению Богом. Начиная именно с библейских и поэтических столбцов, текст цивилизации претендует на священность, и потому пригоден для выстраивания канонизирующей иерархии. Текст постепенно становится царем истории и цивилизации, и это главное изобретение обеих.

Культура потому и способна заменять религию, что ее собеседник, или третье лицо, присутствующее при беседе, — Бог, а не человек. Откуда берется этот третий собеседник, отвечающий за критерий общезначимости послания, ее направленности в вечность, к потомкам, и т.д.? Возникает он, когда происходит акт самовыражения. Я сажусь писать дневник, скажем, который «никогда никому не покажу». Однако, в моих записях, хоть они и обращены в никуда, немедленно возникает Бог — как некий абсолютный источник смысла, рожденный моими собственными же словами. Разве это обстоятельство не свидетельствует о том, что Бог и сознание (самое иллюзорное явление на свете) — одной и той же природы. Ни вечности, ни Бога, ни времени без человека не существует. Как только снимается между личностью и молчанием преграда — тут же возникает Бог. Потому и страшно говорить с самим собой, что Богу слышно.

Но как именно эфир, делающий людей способными существовать как общность, слепляющий их пониманием, сотрудничеством, законом, — отождествляется с Богом?

Один комментарий к “Александр Иличевский. Три миниатюры

  1. Александр Иличевский. Три миниатюры

    Тоска может быть причиной для развития. Она может подтолкнуть к преодолению трудностей и стремлению к чему-то лучшему. Многие достижения цивилизации были обусловлены желанием преодолеть тоску.

    Но с тоской также бывает трудно справиться. Она может привести к грусти и даже к нестерпимому отчаянию. Зимние праздники, например, Рождество и Ханука, возможно, возникли когда-то как способ справиться не только с беспросветностью в историческом смысле, но и в календарном – с долгой зимней тьмой. Эти праздники дают чувство общности и единения в то время, когда многие люди могут чувствовать себя одинокими или брошенными. С другой стороны, тоска, рождающаяся вокруг оси боли и наслаждения, может подтолкнуть человека к болеутоляющим веществам. Одна только фотография с героиновой улицы в Детройте может нам продемонстрировать разрушительный механизм чрезмерной беспечности.

    Тоска также может быть движущей силой революций и социальных перемен. Желание лучшей жизни или свободы и справедливости способно побудить людей к действиям и борьбе за свои права. Если только не заливать тоску повсеместным чувством ложного величия.

    В то же время тоска может служить своего рода «спасительным состоянием» для мозга, в немалой связи с биохимическими особенностями организма. Тоска может вдохновить нас на поиск нового опыта и изучение новых вещей. Многие из величайших произведений искусства, литературы и музыки были созданы людьми, которые боролись с чувством грусти.

    В действительности способность превращать боль в нечто прекрасное и долговечное может быть одной из самых необычных способностей человеческого разума. В предсмертной записке Ромен Гари сформулировал это так: «Можно объяснить всё нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом».

    Наконец, тоска по Богу может быть фундаментальным аспектом человеческого опыта. Ибо при мысли о тоске нельзя обойтись без метафизики. Без метафизики она становится невыносима. Без понимания тоски мы, возможно, не сможем полностью понять наше собственное стремление к смыслу и цели в жизни.
    Что ж? тоска может быть как источником боли, так и источником достижений. Это сила, которая движет нас вперед и, возможно, определяет ход будущего. Тоска может быть как позитивной, так и негативной, и может стимулировать как личностный рост, так и деструктивное поведение.

    У Блаженного Августина сказано, что зло – это лишь отсутствие любви. Вот хотя бы почему в любом случае не следует забывать, что мы тоскуем по Богу так же, как и Бог тоскует по нам.

    Другие две миниатюры читать в блоге.

Добавить комментарий