Анатолий Головков. СТИРКА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВОГО ГОДА

 

Корыто довоенное мама привезла в Невель из Москвы.

Я, собственно, в нем провел младенчество, распевая песни. Из такой колыбели и вырастают потом типы, вроде меня. Что можно ждать от человека из корыта? Ничего особенного.

Корыто было бабушкино, железное, оцинкованное и глубокое, как Черное море. В нем мама стирала на всю семью.

О, эта стирка! Мы с сестрой будто попадали в иной мир.
Я помогал натащить дров, они пылали, как в топке паровоза; на плите грелась выварка. Мама строгала хозмыло, — выдавали по куску в неделю, и на мытье, и на стирку.

Когда закипало, ворошила, поднимала белье палкой и снова опускала в кипяток.

— Зачем она это делает, как ты думаешь? — спрашивал я сестру.
— Чтобы не пригорело, — отвечала Наташка. — Картошку в сковороде ведь тоже мешают!

В кухне стоял пар. Окно тотчас покрывалось инеем. Хотя пар вылетал через форточку во двор.

Выварка источала нечистый дух казармы и портянок.
Через двор шла рота, раскачивались ушанки и карабины, пели про «несокрушимую и легендарную». Шли по снегу в ногу: скрип-скрип-скрип. Солдаты нюхали пар родной: он пахнул домом, сараем, коровой, сеном и нескорым дембелем.

Под крышкой клокотало и булькало.

И вот белье в тазу, стиральная доска в корыте. Мама терла каждую простынь, каждую наволочку: шмырк-шмырк-шмырк! Ох!.. Потом хозмылом, и снова: шмырк! Пот на лбу, жарко. Прядь волос заправляла под косынку. Шмырк!

Радио пело: «То ли луковица, то ли репка, то ль забыла, то ли любит крепко…»

Идем полоскать к Еменке. Она впереди меж сугробов, тащит санки с бельем в корзине к реке, я сзади подталкиваю.

В проруби вода зеленая, шевелятся водоросли, где-то на дне щуки. Мама полощет, руки красные, протягивает мне край пододеяльника.

— Удержишь, сынок?

Цепляюсь пальцами в мокрое изо всех сил, она крутит, вода капает в снег.

Вешали по веревкам, когда солнце уходило за лес: оранжевый, нереальный шар.

Белье замерзало под прищепками, деревянело на глазах; после его в дом несли, гладили утюгом на углях.

Тикали ходики. На стуле спал кот.

Вечером чай с кофейными подушечками.

Перед сном нам читали Некрасова.