Карина Кокрэлл-Фере. ДЕЛЕЖ ЭМПАТИИ

Всех жалко, конечно. Но такой парадокс—когда во время войны «жалеют всех», это значит, что со своей стороной в войне сознательно и подсознательно определились.

А пожалеть любого можно всегда. Это называется этический релятивизм. И тогда прощай нравственность, от нее уже ничего не остается, ведь нет больше критериев между приемлемым и неприемлемым, нет границы между добром и злом, одно уже от другого не отличить, а все —один большой и теплый туман — ВСЕХ ЖАЛКО.

Ведь и Путин —бесконечно одинокий, возможно, очень больной человек, совершивший роковую ошибку, разве он не живой? И детство у него было трудное, тяжелое, а сейчас унижения от всего цивилизованного мира, да что там цивилизованного — весь мир так и норовит гадость сделать старому, больному человеку, где же ваша эмпатия, люди?

Шойгу жалко: он сердечный приступ перенес на нервной почве— отчаяние давит как бетонная плита—одинокий тоже, бледный, один в палате, капельница, проводки приборов, охрана день и ночь, запутался окончательно и выхода нет?! Смотрит в пустое окно и думает: как же так, что же со мной теперь…?

И Пескова жалко: думаете, это легко вставать каждый день по утрам и вспоминать, что итог с высокой вероятностью (хайли лайкли) один — Гаага, унизительный суд, небольшая, пусть и комфортабельная камера, и так уже до конца: лет-то немало, разве о таком мечталось? Походите в его туфлях, как говорят недружественные англичане. И ведь какой человек верный — продолжает врать, не сдается, а сдаваться -то, в общем, уже некуда… Сердце кровью обливается.

А судьбы детей! Что ждет их в западных странах с таким клеймом, думалось-то ведь о совсем-совсем другом, другом будущем, новой русской аристократии, и перспективах…Разве они не живые, разве их тоже не жалко — их будущее отняли украинцы своим сопротивлением, а сдались бы за три дня, а «западные партнеры» расформировали бы НАТО, как их честью просили, и бедным мобилизованным не пришлось бы гибнуть и мерзнуть, и Бучу устраивать не пришлось бы, а так «не было другого выхода» ?

Что случилось с вашей эмпатией, люди? Разве вы не видите прежде всего ЖИВЫХ ЛЮДЕЙ— пожилых, обманувшихся, с подточенным здоровьем, у которых из-под ног все уходит?! «Я и жуликов уважаю, по-моему, ни одна блоха — не плоха: все — черненькие, все — прыгают… так-то.» («На дне», Горький, монолог Луки)

И как тут «наших» не пожалеть? В картонной экипировке, голодных, без шерстяных носков, как пушечный фарш шлют их под беспощадные хаймарсы. Неважно, кто шлет и зачем, это второй вопрос, давайте сосредототчимся на том, что это ведь чьи-то сыновья, мужья, отцы, они ведь не о таком конце думали, не в ледяной украинской грязи. О путешествиях мечтали, зубы, наконец, вставить, о теплом море, о квартире, о машине стиральной, какой никак иначе не раздобыть в их нищете… «Переправа-переправа, берег левый, берег правый, Люди теплые, живые шли на дно, на дно, на дно»… Какая разница, чей солдат, если он живой человек? Разве не грустно нам было смотреть на фотографии обледеневших солдат вермахта под Сталинградом? Ведь это тоже были чьи-то отцы, мужья… Грустно, но через 80 лет после войны.

И сейчас одно мешает вселенскому гуманизму всех ко всем. Сидит в херсонском подвале девочка в розовой шапке с помпоном и сжимает своего плюшевого жирафа, когда ракета, запущенная «нашими мальчиками», подневольными, нищими, из депрессивных районов, плохо экипированными и плохо обученными, ложится слишком близко к ее многоквартирному дому, и сотрясается ее мир, который может исчезнуть, и она уже знает, что такое смерть. Это неподвижные люди на асфальте. Там — рука, там — нога, как у поломанных кукол. Мама говорит: «Не смотри на них, не смотри!». И она не смотрит, смотрит только себе под ноги. Вот уже много дней смотрит только себе под ноги, чтобы не видеть мертвых людей. Но они все равно приходят в ее сны. И жизнь ее сейчас, и всех вокруг, проходит в Ожидании Смерти, а раньше она ждала дня рождения и елки. А как же теперь будет с елкой? Неужели не будет елки? Но ладно, с ней, с елкой. Только бы мама не стала неподвижной, когда уходит раздобыть воду, а она ее ждет! Она выучила это новое слово «прилет». Прилет— это когда…

Простите, но взрослый мужик с автоматом и у орудийного пульта, направляющий ракеты на мирные города, всегда знает, на что идет и что делает. И выбор у него есть в отличие от.

Один комментарий к “Карина Кокрэлл-Фере. ДЕЛЕЖ ЭМПАТИИ

  1. Карина Кокрэлл-Ферре. ДЕЛЕЖ ЭМПАТИИ

    Всех жалко, конечно. Но такой парадокс—когда во время войны «жалеют всех», это значит, что со своей стороной в войне сознательно и подсознательно определились.

    А пожалеть любого можно всегда. Это называется этический релятивизм. И тогда прощай нравственность, от нее уже ничего не остается, ведь нет больше критериев между приемлемым и неприемлемым, нет границы между добром и злом, одно уже от другого не отличить, а все —один большой и теплый туман — ВСЕХ ЖАЛКО.

    Ведь и Путин —бесконечно одинокий, возможно, очень больной человек, совершивший роковую ошибку, разве он не живой? И детство у него было трудное, тяжелое, а сейчас унижения от всего цивилизованного мира, да что там цивилизованного — весь мир так и норовит гадость сделать старому, больному человеку, где же ваша эмпатия, люди?

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий