Автор:
Акция в Санта-Монике, штат Калифорния. 27/11/2022. AP — Damian Dovarganes
Профессор Свободного университета и постоянный автор RFI Гасан Гусейнов разбирает все более популярную среди квалифицированных носителей языка терпимость к вариативности, речевой свободе, искоренявшейся в советское время как «искажение нормы», «недопустимая неправильность» и «ошибка».
О первых даже сообщают официально.
Вот что сегодня, 27 ноября 2022 года, пишут на сайте РБК: «Приемлемая форма общения: как изменилось отношение к мату на работе. Помогает расслабиться и снижает порог входа в новый коллектив — вот несколько полезных свойств ругани на работе. Какие еще преимущества мата в профессиональной среде выявили ученые… Матерные KPI: когда отборная ругань приносит пользу на работе. С 2020 года сотрудники стали на 60% чаще использовать нецензурные выражения на работе. Но, возможно, руководителям не стоит бороться с руганью в офисе — ряд специалистов считают, что такое общение может пойти на пользу команде».
Вот ведь как получается: государство, все эти думы-шмумы вводят все более суровые наказания за мат в общественных местах, везде какие-то клепаные астериски да эвфуизмы, а натура-то сопротивляется. Да и украинские воины перестали уже терпеть запикивание русских ругательств, когда показывают направление для «русского корабля» у острова Змеиный. Как остров Змеиный вернулся под контроль Украины, так и русский язык берется ею на абордаж.
В это самое время обостряются процессы и в стане агрессора. Российские филологи, не удосужившиеся за тридцать лет хоть немного воспротивиться подъему великорусского антиукраинизма в языке политиков и СМИ, ведут сейчас арьергардные бои на нескольких фронтах. Во-первых, пуристы отбиваются от неряшливых. Первые требуют точности соблюдения правил, сформулированных если не Розенталем, то Лопатиным. Вот А. А. Потебня, великий лингвист не очень далекого прошлого, предлагал не с глаголами писать слитно. Так и писал. Казалось бы, ну уймитесь уже, говорят неряшливые. Примите и диалектную пестроту. Одни пусть произносят «дощ», а другие «дождь». Так можно, нет больше единой нормы для всех, а есть вариативность.
На первый взгляд, знатоки языка ведут речь только о том, как вообще понимать норму, а как — отклонения от нормы. Вот есть, говорят, стандарт, и правильно говорить «класть» и только «класть». А «ложить» говорить неправильно. Всегда и только будет неправильно. Это будет ошибка, ужасная ошибка, выдающая в человеке неграмотного. Нет, даже безграмотного. Потому что неграмотный просто не знает грамоты, а безграмотный — это тот, кто должен был бы грамоте обучиться, да не удосужился. Почему же я так охотно говорю «ложить»? Почему вообще я стал говорить «ложить»? Не только потому, что так у Маяковского в стихах написано.
Или вот еще. Еду с товарищем на автомобиле. А товарищ — доктор философских наук и академик трех академий. И вот он мне говорит: «Да не ехай ты туда, ну его! Ехай взад, домой. Там чайку и попьем». Он что ж, не знает, что нельзя говорить «ехай»? Знает. Ну, «взад» у него, ясное дело, от Зощенки. Но почему же он так говорит? Хочет стать героем Зощенки? И почему я в ответ на его «опять превышаешь!» говорю, дескать, да я еду «от силы сорок килóметров» — в час имеется в виду, ломая орфоэпическую норму прямо об колено.
Почему мы так делаем?
Подсказка глубоко в моей памяти сидела. Очень глубоко. Довелось мне подружиться под конец его жизни с удивительным человеком — Василием Семеновичем Франком (1920–1996), сыном философа Семена Людвиговича Франка, мужем прекрасной жены-англичанки Сюзанны и отцом сыновей Павлика и Ники, для которых Вася написал книгу воспоминаний, а мне доверил писать предисловие; увы, оно оказалось и некрологом, вышедшим в первом журнальном издании в саратовской «Волге» в 1998 году.
Книга Франка называется «Русский мальчик в Берлине». Там с 1922 по 1937 гг. прошло его детство и отрочество. Вася говорил по-немецки, как немец, точнее — как берлинец, а по-русски, как русский. Ему было 13 лет, когда нацисты пришли к власти. Он учился в одной из лучших берлинских гимназий в еврейском районе города, откуда постепенно начали уезжать евреи. В 1937 уехал в Англию вместе со старшим братом и Вася. Во второй мировой войне Василий Франк будет британским солдатом, воевавшим в Африке и на юге Европы. А много лет спустя снова вернется в Германию, в Мюнхен, уже по работе.
Мне показалось странным, что по-английски Вася говорил без малейшего акцента, а вот в немецком у него почему-то был сильный, почти карикатурный русский акцент. Как так вышло? Вася объяснил мне, что гимназисты-не-арийцы, говорившие по-немецки неотличимо от других берлинцев, решили обозначить свое отношение к национал-социализму, культивируя русский акцент в немецкой речи. Вы считаете нас иностранцами, вы говорите нам «чемодан, вокзал, Палестина», получите и распишитесь. В конце жизни, уже много лет прожив в Мюнхене, Василий Франк жалел о таком сознательном выпаде против собственного второго родного языка — немецкого, но ничего с собой не мог поделать. Антирусские настроения в нацистской Германии переплетались с антисемитизмом, и русско-еврейские подростки наносили, так сказать, слышимый, т. е. вполне ощутимый ущерб нацистской психее.
Возможно, и некоторые нынешние формы речевого сопротивления уродам, возомнившим, что именно они контролируют русский язык, у многих молодых и не очень молодых людей вызван тем же опытом, что приобрел Василий Семенович Франк в нацистской Германии, стране, куда его привезли двухлетним ребенком и откуда он уехал семнадцатилетним юношей на несколько десятилетий.
Преподаватель философского факультета МГУ Елена Косилова задает в своем дневнике более общий вопрос:
Почему же нередко мы сталкиваемся с ситуацией, когда один русский говорит другому русскому: ты говоришь по-русски неправильно?
(…) У нас это спор между культурными стратами и особенно между поколениями. В моем поколении да, придаточное присоединялось союзом „что“. В поколении моих студентов оно присоединяется союзом „то, что“. Ну, вот так. Язык живая стихия, он развивается
А сколько страданий „говори правильно!“. Т. е. говори, как я! Не бывает, чтобы носитель говорил неправильно. Говорите, уважаемые студенты, как считаете нужным.
Но я, понятно, буду говорить, как считаю нужным я.
Психолог Игорь Ильич Лунин заостряет проблему с другой стороны:
Многих до сих пор возмущает, когда неправильно говорят по-русски. Мне кажется, что можно спокойнее относиться к „правильности“ русской речи. Эта „правильность“ убила десятки говоров и диалектов русского языка. Эта „правильность“ делает нас нетерпимыми к ошибкам людей, для которых русский язык не родной. Может быть, вместе с остальным „величием“ пора уже оставить в покое и величие этого языка? Странно думать, что он чем-то лучше или хуже других.
Да, здесь ощупана не горошина даже, а целая твердая жемчужина под матрасами языкового пуризма, дирижизма, нормативизма, стандартизма и других способов загнать язык в неволю. Мы знаем правила, но как быть, когда контроль над тем, что «правильно», а что нет, захвачен людьми с тем же культурным и политическим кругозором, какой был у нацистов, правивших Германией с 1933 по 1945 год?
Конечно, можем сказать мы сегодня, диалекты убила не «правильность» сама по себе, а репрессии и массовое переселение целых народов, а еще и презрение к инородцам и к образованным людям, сохранившим свои иноязычные акценты. Как же сильна уверенность, что живое дерево языка нужно обстругать до совершенства телеграфного столба! В последние годы эти борцы за русский язык и русский мир бросили все силы на возбуждение ненависти к соседнему народу и к его языку — украинскому.
Осознанно или нет, но от подновленного смердящего чекистского русского хотят избавиться все, у кого еще не отбило нюх. Делают это люди по-разному. Люди попроще матерятся больше обычного или прячутся в другом языке, кто-то лóжит, где только может, веское слово, лишь бы не попасть в след лживых проповедников правильности. А кто-то, и их много, очень много, хочет спрятаться в пуризме, в верности своим старым добрым лингводидактическим мануалам. Верные своему языку, они зажмурились, потому что ведь совсем рядом ходят и клоачники со своим «великим и могучим» наперевес. Чтобы оставаться «свободными и правдивыми», людям и приходится отодвигаться от привычного и даже отворачиваться от дорогого, но так оболганного, до неузнаваемости изувеченного родного языка.
И да — отодвинуться от великого и могучего к свободному и правдивому будет нелегко.
Гасан Гусейнов. ЧТО В РУССКОМ ЯЗЫКЕ ТОЧНО СТАНЕТ ДРУГИМ ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Профессор Свободного университета и постоянный автор RFI Гасан Гусейнов разбирает все более популярную среди квалифицированных носителей языка терпимость к вариативности, речевой свободе, искоренявшейся в советское время как «искажение нормы», «недопустимая неправильность» и «ошибка».
Человеку, говорящему «после войны» по-русски, можно предъявить обвинение в бесчувственности, отсутствии элементарного такта по отношению к тем, кто сидит сейчас без света, воды и тепла по всей Украине. И сидит не просто так, а по вине российских военных, российского государства и, что скрывать, по вине не способного остановить войну российского общества (if any). Но и закрывая глаза и представляя себе бедствие, которому ты сам никак не можешь противодействовать, не можешь ведь и перестать думать на том самом языке, который у тебя общий с миллионами украинцев. Думать по-русски об Украине трудно, и я сочувствую тем, кто всю жизнь в основном по-русски и говорил, живя в Украине, а после 24 февраля 2022, а кто-то — и с 2014 или с 2018 года, перешел на украинский. Или даже только объявил о таком переходе в знак протеста против российской агрессии под предлогом «защиты русского языка».
Читать дальше в блоге.