Сергей Чупринин. МАКСИМОВ ВЛАДИМИР ЕМЕЛЬЯНОВИЧ (САМСОНОВ ЛЕВ АЛЕКСЕЕВИЧ) (1930-1995)

 

В начале XX века его назвали бы босяком: после четвертого класса сорвался из дома в бега, беспризорничал, воспитывался в детских домах и колониях для малолетних преступников, каким-то образом сменил себе фамилию, имя и отчество, в 16 лет вроде бы даже был приговорен к семи годам лишения свободы, скитался по стройкам Заполярья, Сибири и Кавказа.

Что здесь правда, что выдумки, предоставим судить биографам, когда они появятся. Нам же достаточно знать, что, осев после 1951 года на Кубани, М. (с его-то четырьмя классами) стал печататься в местных газетах, а вскоре замахнулся и на литературу.

Выпустил в Черкесске сборник стихов и переводов «Поколение на часах» (1956), и там же в местном театре пошли его пьесы. Как рассказывает друживший с ним в 1960-е годы С. Рассадин, «держал я в руках <…> и программку спектакля по его пьесе с названием что-то вроде “По опасной тропе»” — о предателе-диверсанте, засланном к нам “оттуда”», причем, — добавляет мемуарист, — М. «этому безусловному гаду подарил целиком свои ФИО: Лев Евгеньевич Самсонов».

Мог бы, вероятно, сделать скромную карьеру провинциального литератора, но он опять сорвался – на этот раз в Москву, где в журналах поначалу не прижился, но связи в писательском мире завел — и альманах «Тарусские страницы» (1961) принял к печати его повесть «Мы обживаем землю». Вполне еще вроде бы заурядную, но отсвет скандала, связанного с альманахом и его «звездными» авторами, лег и на М.

Его, что называется, заметили, однако новую повесть «Жив человек» не взял никто – ни «Новый мир», ни «Юность», ни «Москва», и тогда М. отнес ее «мракобесам», то есть к В. Кочетову в «Октябрь». И – в ситуации перехвата, переманивания талантов – ее напечатали мгновенно (1962, № 10), и – вопреки негласным правилам журнальной междоусобицы, — «Новый мир» эту публикацию не разгромил, а приветил рецензией А. Берзер, где было сказано, что повесть М. «отмечена дарованием», «раскрывает в нём писателя» и «заставляет предчувствовать будущие книги» (Новый мир, 1963, № 4).

9 декабря 1963 года М. по рекомендациям А. Борщаговского, М. Лисянского и Р. Рождественского приняли в Союз писателей, а там пошли и книжки: «Жив человек» (М., 1964; Магадан, 1965), «Шаги к горизонту» (М., 1966, 1967), «Мы обживаем землю» (М., 1970). В «Октябре» его баловали: напечатали пьесу «Позывные твоих параллелей» (1964, № 2), рассказ «Искушение» (1964, № 9), повесть «Стань за черту» (1967, № 2) и в октябре 1967 года ввели даже в состав журнальной редколлегии — рядом М. Бубенновым, С. Бабаевским и А. Первенцевым.

А то, что в 1964-м ему пришлось подписать коллективное письмо с осуждением «фрондерствующих литмальчиков вкупе с группой эстетствующих старичков», так, в конце концов, и сами «литмальчики» из «Юности» после похода Хрущева в Манеж вынуждены были каяться и благодарить начальство за науку.
Одна только беда: вырваться в первый ряд литературы никак не удавалось, а масштабный роман «Двор посреди неба», на который М. сделал ставку, В. Кочетов, несмотря на посулы, так и не напечатал. С еще более масштабной эпопеей «Семь дней творения» была совсем безнадёга, и дотоле дисциплинированный М. стал своевольничать: в июне 1967-го подписал обращение к IV съезду писателей с протестом против цензуры, стал искать знакомства среди диссидентов и западных журналистов, взял к себе в литературные мсекретари отъявленного антисоветчика В. Буковского, организовал, — по воспоминаниям В. Войновича, — встречу с секретарем Союза писателей К. Воронковым, чтобы выразить ему свое возмущение исключением А. Солженицына.

До поры это сходило с рук, но, когда в 1968 году М. поставил свою подпись под заявлениями в защиту Ю. Галанскова и А. Гинзбурга, его наказали. Не очень сильно, но все-таки: по писательской линии ограничились строгим предупреждением, а из редколлегии «Октября» вывели. И этого было достаточно, чтобы вполне законопослушный М. перешел в лютые враги правящего режима: сблизился с А. Сахаровым и другими заметными правозащитниками, издал в «Посеве» романы «Семь дней творения» (1971, 1972, 1973) и «Карантин» (1973), которые тотчас же перевели на европейские языки, активно выступал с противовластными заявлениями, открытыми письмами и интервью.

Дальнейшее понятно: 26 июня 1973 года его исключили из Союза писателей, 12 февраля 1974-го разрешили выезд вместе с женой во Францию на год, 1 марта дали вылететь в Орли – с тем чтобы 30 января 1975-го лишить наконец советского гражданства.

В эмигрантской среде он, вполне возможно, мог бы и затеряться, однако, — говорит П. Матвеев, — «Максимову неимоверно повезло — он оказался в нужное время в нужном месте»: впечатленный его антикоммунистическими речами западногерманский медиамагнат А. Шпрингер предложил М. издавать антикоммунистический же ежеквартальный журнал. И «Континент», первый номер которого вышел в октябре 1974 года, сразу же заявил о себе как о центральном органе русской, и не только русской, эмиграции.

В его редколлегию М., особенно поначалу, пригласил первые имена. Там в сравнении с другими эмигрантскими изданиями, выпускавшимися, что называется, на коленке, была отличная полиграфическая база и неплохо налажено распространение. Там хорошо платили и сотрудникам редакции, и авторам (30 DM за страницу текста). Так что писатели и из диаспоры, и из метрополии к журналу потянулись – в надежде на то, что он станет объединяющим для всех, кто талантлив и мыслит инако.

А он стал разъединяющим – прежде всего благодаря особенностям натуры главного редактора, который, почувствовав себя главнокомандующим русской литературы, и генеральские замашки усвоил, и рознь небезуспешно плодил, доказывая, что все, кого он успел оскорбить, являются штатными или нештатными агентами КГБ.

И отвечали ему, разумеется, соответственно. Так, М. Розанова уже в 2004 году вспоминала, что «как-то Ефим Эткинд (дело было во Франции) сказал мне, что Владимир Максимов, в те времена наш лютый враг, редактор «Континента», – агент КГБ или как минимум агент влияния. Я слушала-слушала, а потом говорю: Ефим Григорьевич! Максимов – не агент КГБ, Максимов – просто сволочь, а это совершенно другая профессия».

Обо всем этом, впрочем, в другой раз и в другом месте, как и о том, что с приходом в Россию перестройки М. сначала возглавил Антикоммунистическую лигу, а затем – к изумлению тех, кто его раньше знал, — стал присяжным автором «Правды» и «Советской России», с охотой цитирующим знаменитую фразу А. Зиновьева: «Метили в коммунизм, попали в Россию», а от себя добавляющим: «Я вынужден пересмотреть свою собственную диссидентскую деятельность, по-иному смотрю и на издание журнала…».

Это время ушло, а с ним глубоко в историю литературы ушли и публицистика М., и его романы.

Соч.: Собрание сочинений в 8 томах + доп. 9 т. М.: ТЕРРА, 1991—1993; Самоистребление. М.: Голос, 2005; Растление великой империи. М.: Алгоритм-ЭКСМО, 2010; То же. М.: Родина, 2021 (тираж 300 экз.).
Лит.: Огрызко В. Перед бездной: Владимир Максимов // Литературная Россия, 23 февраля 2015 года; Матвеев П. Чужая судьба // Этажи, 21 мая 2021 года.

Один комментарий к “Сергей Чупринин. МАКСИМОВ ВЛАДИМИР ЕМЕЛЬЯНОВИЧ (САМСОНОВ ЛЕВ АЛЕКСЕЕВИЧ) (1930-1995)

  1. Сергей Чупринин. МАКСИМОВ ВЛАДИМИР ЕМЕЛЬЯНОВИЧ (САМСОНОВ ЛЕВ АЛЕКСЕЕВИЧ) (1930-1995)

    В начале XX века его назвали бы босяком: после четвертого класса сорвался из дома в бега, беспризорничал, воспитывался в детских домах и колониях для малолетних преступников, каким-то образом сменил себе фамилию, имя и отчество, в 16 лет вроде бы даже был приговорен к семи годам лишения свободы, скитался по стройкам Заполярья, Сибири и Кавказа.

    Что здесь правда, что выдумки, предоставим судить биографам, когда они появятся. Нам же достаточно знать, что, осев после 1951 года на Кубани, М. (с его-то четырьмя классами) стал печататься в местных газетах, а вскоре замахнулся и на литературу.

    Выпустил в Черкесске сборник стихов и переводов «Поколение на часах» (1956), и там же в местном театре пошли его пьесы. Как рассказывает друживший с ним в 1960-е годы С. Рассадин, «держал я в руках и программку спектакля по его пьесе с названием что-то вроде “По опасной тропе»” — о предателе-диверсанте, засланном к нам “оттуда”», причем, — добавляет мемуарист, — М. «этому безусловному гаду подарил целиком свои ФИО: Лев Евгеньевич Самсонов».

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий