Андрей Лошак

Судят актрису Кристину Асмус. Она написала 24 февраля в инстаграме: «Страх и боль. Молю, остановите все это. Нет войне!!!». Нормальная реакция на известие о начале кровопролития, но в путинской России быть против войны — преступление. Правильно писать вот так: «Радость и наслаждение. Молю, не останавливайтесь, пока не убьете всех украинцев, защищающих свою страну. Да войне!!!». Войну надо вожделеть, как Прилепин, у которого глаза увлажняются, повышается слюноотделение и оттопыривается гульфик, когда он рассуждает о войне, а ни о чем другом он уже давно говорить не может. «Война — это наша национальная идеология» — заявил писатель как-то на Первом канале, и в целом с ним трудно не согласиться.

Если раньше вообще никакой идеи не было, то теперь она выкристаллизовалась. Бесконечная война, как в «1984», война ради войны. Это единственный образ будущего, который есть у путинской России. Вечный диктатор и война — такой, выражаясь языком рекламы, product value сейчас у России (они еще удивляются, что от русского мира все шарахаются, как от прокаженного, ну кроме Северной Кореи и Мьянмы — россияне теперь с ними в одном лепрозории). Но ведь никто и не пытается продать этот образ будущего. Они свято уверены, что любить можно заставить. Слюбится — стерпится. Сила решает. Кто сильный — тот и прав. Но так больше не работает, это очень архаичное представление о человеческих ценностях. Война — это абсолютное зло. Величайшее горе. Чем еще может являться массовое убийство людей во имя чего бы то ни было? В войне нет ничего привлекательного и возвышенного, сколько бы ни рекламировал ее по телевизору Прилепин с оттопыренным гульфиком. Насилие всегда самый тупой и примитивный способ решения проблемы, будь то война или мордобой. Удивительно конечно что эти прописные истины в 21 веке приходиться проговаривать. Но что делать, если твоя родина сошла с ума и объявила войну благом, а всех, кто не согласен, — преступниками?

Главная проблема русских любителей массовых убийств в том, что они не могут понять: мир изменился. Ценности лихого рубаки Дениса Давыдова может быть и были хороши 200 лет назад, но тогда много что казалось нормой, включая телесные наказания и крепостное право. Сегодня жизнь стала слишком привлекательной и комфортной, чтобы не ценить ее. Люди хотят наслаждаться жизнью, а не умирать. Самовыражаться, а не убивать. И чем выше материальный уровень жизни, тем больше человек ее ценит. Тут все по Марксу и Инглхарту. В России люди живут так, что лучше бы не жили. Помню, как мне тракторист в сибирской деревне ответил на вопрос «Как жизнь?» — «Мучаемся помаленьку». Когда люди мучаются, а не живут, набирать пушечное мясо конечно проще. Поэтому и отправляются первыми в утиль жители самых депрессивных регионов: Тува, Алтай, Дагестан, Бурятия, Забайкальский край. Мы почти ничего не слышим о контрактниках из крупных городов-миллионников, потому что там выше уровень жизни, а значит и ее ценность. Но государству, объявившему войну национальной идеологией, всегда будет нужно свежее человеческое мясо. Оно как Молох питается им. Без жертвоприношений богу войны оно просто не выживет. В связи с этим в воюющей России появился культ смерти.

Я уже писал об эсхатологических взглядах Дугина, призывающего и не без успеха скорый конец света. Чтобы бесконечно воевать, людям надо вбить в голову мысль, что умирать — это хорошо. Поэтому по всей России развешиваются портреты погибших военных, а по телевизору рассказывают, как выгодно можно обменять жизнь солдата на новенькую Ладу. Детям сейчас вбивают в голову, что самая главная доблесть — отдать жизнь за родину. Нет ничего важнее, чем самопожертвование: Родина или смерть! В Пасху меня поразили праздничные проповеди идеологов войны, которые репостили Z-каналы. Холмогоров писал о том, что кажущееся пренебрежение русских к жизни связано с культом Пасхи, в отличие от Запада с его культом Рождества: «Загадка исключительной русской стойкости перед лицом смерти, загадка того, что для русского животный трепет перед смертью (который характерен для каждого живого существа) практически не переходит в «экзистенциальный ужас», порождающий рационализированную трусость, связана с пасхальным мировоззрением, лежащим в основе русского строя, русской цивилизации. Каждый русский, и верующий, и думающий, что не верует, твердо и точно знает, что смерти нет. Смерть уже опрокинута, побеждена, уже отогнана от человеческой сущности и от жизненного сердца нашего мира». Удивительно, конечно, как можно праздник победы жизни («Воскрес Христос! И Жизнь жительствует!») превратить по сути в апологию смерти. А последний солдат империи Александр Андреевич Проханов свою зажигательную проповедь закончил так: «Христос воскрес, братья! Воистину воскрес! Огонь! Огонь!». Я бы всех этих апологетов войны с буквами Z назвал некропатриотами. Жрецы культа смерти, ставшего официальной религией. Убивать — это благо. Умирать — тоже благо. Жить, любить и радоваться — нет, это не по-русски. Россия окончательно попала под власть Танатоса — к радости сатанистов вроде Дугина. Такое стремление к смерти будет непременно вознаграждено скорой встречей с объектом поклонения.