Сергей Чупринин. БЕЛИНКОВ АРКАДИЙ ВИКТОРОВИЧ (1921–1970)

В отличие от многих и многих своих сверстников, Б. в детстве и отрочестве горя не знал: рос среди книг в обеспеченной еврейской семье, где «никого не раскулачили, никого не лишили, никого не арестовали», набрал еще школьником фантастическую эрудицию, с блеском поступил в ИФЛИ (1939), откуда перешел в Литературный институт на семинар И. Сельвинского (1940) и, по причине врожденного порока сердца, не попал даже в действующую армию.

В общем, личных причин ненавидеть Советскую власть у него не было. А он ее с младых ногтей ненавидел или, скажем лучше, презирал — как аристократы духа презирают хамов, возомнивших себя хозяевами жизни.

И своего презрения Б. скрывать не считал нужным. Поэтому 30 января 1944 года его арестовали.

Почему? Потому что он был невоздержан в разговорах. Потому что в противовес социалистическому реализму придумал свой художественный метод — «необарокко». И потому что в качестве дипломной работы намеревался предложить «Черновик чувств»5 — роман вроде бы еще без прямых политических деклараций, но прочитывавшийся, — свидетельствует В. Саппак, однокашник Б., — как сочинение «внутреннего эмигранта»6.

Б., приговоренному за все это к 8 годам лагерей7, тут бы образумиться. Но он и в Карлаге, таясь и все-таки не сумев укрыться от «всевидящего глаза», продолжил писать — рассказ «Человечье мясо», пьесу «Роль труда», вступительную главу к роману «Россия и Черт», где — процитируем его признательные показания на допросе — «клеветнически утверждал, что Советская власть — дрянь», и «самое страшное не в том, что убийцы захватили власть в государстве, а то, что народу они свои, родные и любимые…».

Так что приговор от 28 августа 1951 года был еще строже — 25 лет ИТЛ с последующим поражением в правах, и вряд ли Б. дожил бы до конца срока, но грянул реабилитанс, и пусть не в первых рядах, а только 16 июня 1956 года его, «учитывая состояние здоровья», все-таки выпустили8.

Б. вернулся в Москву, получил-таки диплом Литинститута, некоторое время даже преподавал в нем, но за прозу больше почти не брался, сосредоточившись отныне на исследовании писательских судеб. Писал внутренние рецензии для «Нового мира», составлял биографические статьи для «Краткой литературной энциклопедии», и в их числе (совместно с О. Михайловым) очерк об А. Блоке (1962)9, а главное — поздней осенью 1960 года выпустил книгу «Юрий Тынянов».

Антисоветский дух и в ней чувствовался, и написана она была на грани проходимости, но все же пока еще на грани, с использованием всех наличных средств иносказания, поэтому издание в «Советском писателе» вышло под редакцией бдительной Е. Книпович, а осторожный обычно В. Шкловский свою рецензию в «Литературной газете» (8 апреля 1961 года) назвал одним словом — «Талантливо»10.

Б. на ура принимают в Союз писателей (1961; рекомендации В. Шкловского, Е. Книпович и Ю. Оксмана), книгу по предложению Р. Орловой чуть ли даже не выдвигают сгоряча на Ленинскую премию, а в среде просвещенных читателей к нему приходит слава, ибо, — вспоминает М. Чудакова, — «никто, в сущности, из пишущих о литературе <…> не сделал такого прорыва, как Белинков, никто не сумел выжать все возможное из ситуации, просуществовавшей всего несколько лет».

Можно ли назвать и это, и последующие сочинения Б. историко-филологическими? Да, безусловно, но — как в дневниковой записи от 28 июня 1964 года заметил К. Чуковский — главной задачей была другая — «при помощи литературоведческих книг привести читателя к лозунгу: долой советскую власть». Его удел отныне, — говорит и Л. Чуковская, — «публицистика, для которой художник — лишь трамплин».

Еще в 1959 году Б. пришел к выводу, что «можно писать книги, которые стоят того, чтобы их писать» и что «пришло время решительных, резких, недовольных и остро профессиональных книг». Проба следует за пробой, и уже во втором, переработанном издании книги «Юрий Тынянов» (1965)11 ирония везде, где удалось, сменяется желчным сарказмом, а эзопова речь — прямой. Что же касается презрения к власти, то оно дополняется еще более лютым презрением к советской интеллигенции — к тем, кто этой власти подчинился и попытался либо служить ей, либо от нее спрятаться.

Так рождается книга «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша». Подавая в 1963 году на нее заявку, Б. вначале, возможно, еще надеялся и тут обмануть цензуру, но книгу все равно написал так, что надеяться было уже не на что. Литературовед окончательно уступил место «политическому писателю», и, — как заметил С. Рассадин, — «он был судьей, он был очень злым судьей и очень жестоким судьей. С моей точки зрения чрезмерно жестоким судьей. Он не хотел входить в драму того же Олеши, он его припечатал».

К лету 1967 года более чем 900-страничная машинопись, раскалывая первых читателей на непримиримых сторонников и еще более непримиримых противников, ушла в самиздат, 18 июня об этом плаче по бесславно погибшей русской интеллигенции сообщила итальянская газета «Эспрессо». А спустя всего полгода фрагменты белинковской фрески для всех неожиданно появились на страницах ничем до того не знаменитого журнала «Байкал», что в Улан-Удэ (1968, №№ 1, 2).

Власть, конечно, спохватилась быстро: третий фрагмент из запланированных уже не был напечатан, Б. заклеймили в «Литературной газете» (15 мая и 5 июня 1968 года), журнальную редакцию покарали, издательство «Искусство» многократно пролонгировавшийся договор на книгу об Олеше расторгло. И тогда Б., воспользовавшись поездкой по частному приглашению в соцстраны, бежит — сначала в Вену и, наконец, 28 июня 1968 года прибывает в США. С жаром бросается работать — пробует преподавать в университетах, пишет облитые горечью и злостью статьи и открытые письма, задумывает журнал «Новый колокол».

Однако… Чтобы не подбирать обиняков, скажем сразу: заграница его не приняла. Университетские филологи — потому что — как говорит О. Ронен — он был чересчур политизирован, ригористичен, и «аполитичная поэзия, “Я пом­ню чудное мгновенье”, была в его системе лишь результатом того, что Пушкину запрещали писать политические стихи». Что же касается эмигрантов первой волны, то, вполне принимая проклятия по адресу большевистского режима, они не приняли ни белинковских обличений русской интеллигенции, ни его, назвав их русофобскими, рассуждений об изначально будто бы подлой природе «страны рабов, страны господ». А тут еще характер — заносчивый, неуживчивый, интеллектуально высокомерный…

Так что статьи и открытые письма Б. появлялись в западной прессе лишь в извлечениях и пересказе12, а книгу «Сдача и гибель советского интеллигента» вдове удалось напечатать уже после смерти автора только в 1976 году, да и то в Мадриде, где русская типография была дешевле, ничтожным тиражом, практически за собственный счет, в итоге чего, — вспоминает Н. Белинкова, — «часть тиража осела в университетских библиотеках на Западе. Остальную — удалось просунуть под “железный занавес”».

В годы низвержения коммунистических идолов интерес к трудам и судьбе Б. вспыхнул, конечно, с новой силой. И воспоминания о нем опубликовали, и навсегда, казалось бы, утраченный «Черновик чувств» нашли, и не изданные ранее на родине книги выпустили.

Перечитывают ли их сейчас — эти книги, эти статьи, где горечь и злость доведены до максимально крайнего предела?

Один комментарий к “Сергей Чупринин. БЕЛИНКОВ АРКАДИЙ ВИКТОРОВИЧ (1921–1970)

  1. Сергей Чупринин. БЕЛИНКОВ АРКАДИЙ ВИКТОРОВИЧ (1921–1970)

    В отличие от многих и многих своих сверстников, Б. в детстве и отрочестве горя не знал: рос среди книг в обеспеченной еврейской семье, где «никого не раскулачили, никого не лишили, никого не арестовали», набрал еще школьником фантастическую эрудицию, с блеском поступил в ИФЛИ (1939), откуда перешел в Литературный институт на семинар И. Сельвинского (1940) и, по причине врожденного порока сердца, не попал даже в действующую армию.

    В общем, личных причин ненавидеть Советскую власть у него не было. А он ее с младых ногтей ненавидел или, скажем лучше, презирал — как аристократы духа презирают хамов, возомнивших себя хозяевами жизни.

    И своего презрения Б. скрывать не считал нужным. Поэтому 30 января 1944 года его арестовали.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий