ЮЛИЯ ДРАБКИНА / ЛЕНА БЕРСОН

***
В чуть заметный разлом, где смыкаются воды и остров,
незнакомые звуки сквозь топкую вязь проросли:
ты же слышишь, как с плачущим скрипом шатается остов,
не способный держать накрененную плоскость земли?

Глянь, пространство дробится, поправ внеземные законы,
не в противника — в сердце слетает стрела с тетивы,
и хохочет по-дьявольски, голову свесив с балкона,
анемичное лето в дрожащих прожилках Невы.

Безнадежное время кропает себе эпилоги,
будто взято само у себя под залог во тщете.
Будет жалко — оставь: столько лишних вещей на дороге,
будет больно — скажи: столько слов на пути к немоте…

Каждый день начинается раненым воем подранка,
отнимая у жизни по пяди крошащийся край,
накрывает свой стол похоронный страна-самобранка:
хочешь пульку, наперсточек яду ли — сам выбирай.

Потому что кончается все, отшумев бесполезно,
обращается в пепел, насквозь прогорев на огне.
(Я хотела тебе рассказать, как рождается бездна,
а выходит опять и опять о войне, о войне.)

***
А что, если прям здесь выйти нам?
Так больше нельзя, действительно.
Ok, говорят, вали.
Сидишь у экрана – значит, что
Кого-то стирают начисто
С лица не твоей земли.

Начнешь говорить – а некому,
Нет omnia mea mecum’а,
С которым была на ты,
Еще ничего не кончено,
Пока перелом оскольчатый
Распарывает бинты.

Ни спорить, ни плакать нечего,
Что общее было – нет его,
Как юности на двоих.
Зачем друг на друга смотрим мы?
Есть только живые, мертвые –
И те, кто убили их.

Воронки в земле не штопают.
Мы стали чужими – что ж теперь,
Жестокими, вот те на.
И не начинай про родину,
Где не было счастья, вроде бы,
Но лето и тишина.

Где пишут еще (хватает же
Слов, рваную речь латающих,
Как будто слова нужны,
Не ужаса, нет, но мужества)
Иисусу Христу, кому ж еще,
Начальнику тишины.