Сергей Чупринин. ШПАЛИКОВ ГЕННАДИЙ ФЕДОРОВИЧ (1937-1974)

Он мог бы быть и Шкаликовым, но его отец ради благозвучия заменил одну букву в фамилии, еще когда учился в Военно-инженерной академии имени Куйбышева. Так что сын родился уже Шпаликовым и спустя два года после гибели отца на фронте в феврале 1945-го тоже был поставлен на офицерскую стезю: Киевское суворовское училище (1947-1955), затем элитная «Кремлевка», то есть Московское пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР.

Но тут осечка – на одном из первых же масштабных учений младший сержант Ш. травмировал ногу, и из армии его списали. Словом, как сказано будет в стихах: «Не получился лейтенант. / Не вышел. Я — не получился, / Но, говорят, во мне талант / Иного качества открылся: / Я сочиняю. Я пишу».

Стихи он, действительно, писал еще с пионерского возраста, и парочка из них была 26 июня 1955 года даже опубликована в киевской молодежной газете «Сталинское племя». Они милые, солнечные, но задержаться стоит не на них, а на юношеском дневнике, в котором еще 1 мая того же года появилась выразительная запись: «Проще простого взять и… покончить разом со всем» — мол, «не печатают, а говорят – хорошо»; «кажется, провалюсь на экзаменах»; «кажется, впереди ни черта не получится». И пометка: «Писал эти строки полупьяный».

И еще одна запись, уже 14 мая 1956-го, на следующий день после самоубийства А. Фадеева: «Жалости нет, алкоголиков не жалеют. Какими же руками он писал, как мог говорить о светлом, чистом и высоком — пьяница по существу. <…> Оправдать его нечем. Ни тяжелой жизнью, ни непониманием современников. Его понимали, заочно — любили, благ жизни вполне хватало лауреату Сталинской премии, книжки которого переиздавались повсеместно. Фадеев — дезертир. Иначе его назвать трудно. Словом, очень неприятный осадок в душе. С портретов спокойно глядит седой человек с таким хорошим, честным лицом, много сделавший для всех, а внизу, рядом с перечислением заслуг его и достоинств — одно стыдное и грязное слово — алкоголик».

Через несколько месяцев Ш. сдаст вступительные экзамены на сценарное отделение ВГИКа, и жизнь пойдет совсем хорошая: студенческие романы, завершившиеся браком с блестящей интеллектуалкой Н. Рязанцевой (март 1959 года), дружба с Андреем Тарковским и другими будущими знаменитостями, творческие командировки хоть к Черному морю, хоть в арктический Диксон, развеселая работа гидом на московском Фестивале молодежи и студентов 1957 года, дебютная публикация в прозе — рассказ «Второй пилот» (Молодая гвардия, 1959, № 2).

Да и был он, — как вспоминает А. Митта, — «неправдоподобно красив. Фотографии сохранили только правильность и мужскую привлекательность его лица. Но они не способны передать волшебную смесь доброты, иронии, нежности и сдержанной силы, которая была его аурой. Что можно сказать с уверенностью: у этого человека не только не было врагов, но не было даже человека, кто бы относился к нему без симпатии. Это обаяние разило наповал».

Однако же… Уже на втором месяце учебы Ш. пишет короткий сценарий «Человек умер», открывающийся листком на доске объявлений: «Деканат сценарного факультета с грустью сообщает, что на днях добровольно ушел из жизни Шпаликов Геннадий. Его тело лежит в Большом просмотровом зале. Вход строго по студенческим билетам. <…> После выноса будет просмотр нового художественного фильма».

Тревожные звоночки множатся, и пьет Ш. всё больше, всё бесшабашнее, так что «экспериментальный» брак с Н. Рязанцевой продержится недолго. Зато с творческой жизнью всё пока в порядке: по его сценарию Ю. Файт в 1961 году снимает 20-минутную короткометражку «Трамвай в другие города», а самое главное еще в сентябре 1960-го М. Хуциев берет 23-летнего Ш. соавтором сценария своего фильма о детях XX съезда.

Текст под названием «Мне двадцать лет» печатается в журнале «Искусство кино» (1961, № 7), а сам фильм – уже под названием «Застава Ильича» — был принят на студии 30 декабря 1962 года. Его бы в кинотеатры, но в марте 1963-го случается очередная встреча руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией, Хрущев лютует, так что картина – опять под названием «Мне двадцать лет» — после бесчисленных переделок появляется в прокате только в 1965 году.

На год отставая от снятого Г. Данелия по шпаликовскому сценарию фильма «Я шагаю по Москве», премьерой которого 11 апреля 1964 года открывается главный в стране кинотеатр «Россия» на Пушкинской площади. Тут уж триумф так триумф – и фильма, и, в особенности, жизнерадостной песенки «Бывает всё на свете хорошо…». Рассказывают, что Ш. даже пошутил: «Если бы с каждого, кто напевает себе под нос “А я иду, шагаю по Москве”, я собрал бы по рублю, то стал бы уже миллионером».

Ни профессиональным песенником, ни драмоделом-миллионером он не стал, цинизма и деловой хватки, должно быть, не хватило, но «Моцартом оттепели» его уже называли, и начальство гнобило не больше, чем других. Далеко не все заявки, конечно, принимались к производству, стихи и проза не печатались, правда, совсем, но фильм «Долгая счастливая жизнь» по собственному сценарию ему дали-таки поставить (1965), и ленты «Я родом из детства» (1966), «Ты и я» (1971), «Пой песню, поэт…» (1973), снятые соответственно В. Туровым, Л. Шепитько и С. Урусевским, на экраны всё же вышли.

Тем не менее ощущение изгойства с каждым годом нарастало, суицидальные ноты, мольбы о помощи звучали в стихах всё отчетливее, пил он уже запойно, лечился от алкоголизма и снова пил, новый брак с актрисой И. Гулая оказался травматичным, деньги исчезали, едва появившись, пришлось из дому уходить, ночевать у знакомых, а случалось и на чердаках, на вокзалах, на садовых скамейках.

Увы, но, — говорит А. Володин в «Одноместном трамвае», — «у каждого есть свое страдание. Геннадий Шпаликов, писатель светлого молодого дара, в течение двух-трех лет постарел непонятно, страшно. Встретились в коридоре киностудии. Он кричал-кричал! – “Не хочу быть рабом! Не могу, не могу быть рабом!..” (Далее нецензурно). Он спивался. И вскоре…».

И вскоре наступило 1 ноября 1974 года, когда Ш. не вышел ни на завтрак, ни на обед из своей комнаты на втором этаже переделкинского коттеджа. Жившие там же И. Шкляревский и Г. Горин, встревожившись, принесли лестницу, заглянули в окно: Ш. лежал на полу, задушенный шарфом, который он привязал к крюку в стене рядом с раковиной. На столе были недопитая бутылка вина и, — как рассказывают, — раскрытая сберкнижка, где на счету оставалось всего 57 копеек.

Слава вернулась к Ш. через много лет после смерти: выходят книги, печатаются воспоминания, появляются памятные доски в Москве, Киеве и Сегеже, а 1 сентября 2009 года на ступеньках подле входа в киноинститут состоялось открытие памятника трём его выпускникам — Тарковскому, Шукшину и Ш.

Их глазами мы до сих пор видим годы Оттепели.

Соч. Я жил как жил: Стихи. Проза. Драматургия. Дневники. Письма. М., 1998, 2000, 2013, 2014; «Я шагаю по Москве»: Стихи. Проза. Драматургия. Дневники. Письма. М., 2017; Сегодня вечером мы пришли к Шпаликову: Воспоминания, дневники, письма, последний сценарий. М., 2018.
Лит. Кулагин А. Шпаликов. М.: Молодая гвардия / Жизнь замечательных людей, 2017.

Один комментарий к “Сергей Чупринин. ШПАЛИКОВ ГЕННАДИЙ ФЕДОРОВИЧ (1937-1974)

  1. Сергей Чупринин. ШПАЛИКОВ ГЕННАДИЙ ФЕДОРОВИЧ (1937-1974)

    Он мог бы быть и Шкаликовым, но его отец ради благозвучия заменил одну букву в фамилии, еще когда учился в Военно-инженерной академии имени Куйбышева. Так что сын родился уже Шпаликовым и спустя два года после гибели отца на фронте в феврале 1945-го тоже был поставлен на офицерскую стезю: Киевское суворовское училище (1947-1955), затем элитная «Кремлевка», то есть Московское пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР.

    Но тут осечка – на одном из первых же масштабных учений младший сержант Ш. травмировал ногу, и из армии его списали. Словом, как сказано будет в стихах: «Не получился лейтенант. / Не вышел. Я — не получился, / Но, говорят, во мне талант / Иного качества открылся: / Я сочиняю. Я пишу».

    Стихи он, действительно, писал еще с пионерского возраста, и парочка из них была 26 июня 1955 года даже опубликована в киевской молодежной газете «Сталинское племя». Они милые, солнечные, но задержаться стоит не на них, а на юношеском дневнике, в котором еще 1 мая того же года появилась выразительная запись: «Проще простого взять и… покончить разом со всем» — мол, «не печатают, а говорят – хорошо»; «кажется, провалюсь на экзаменах»; «кажется, впереди ни черта не получится». И пометка: «Писал эти строки полупьяный».

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий