Сергей Чупринин. КОЖЕВНИКОВ ВАДИМ МИХАЙЛОВИЧ (1909—1984)

Воспоминаний К. не написал и свою биографию всегда излагал с похвальной скромностью. Но сохранились семейные предания, сохранились отрывочные воспоминания людей, которым он доверял.

И, если им в свою очередь верить, то окажется, что его родители, высланные в Сибирь как «политически неблагонадежные», будто бы помогали Сталину бежать из нарымской ссылки. Или что, начав печататься еще студентом литературно-этнологического факультета 1-го МГУ (1930), К. в течение нескольких лет был, — по словам Л. Аннинского, — одним из «мальчиков при Бабеле». Или что среди его возлюбленных в те же годы была О. Ивинская, в будущем муза Б. Пастернака: «У них с папой, — сообщает Н. Кожевникова, — был роман, и я думаю, это был первый роман в ее жизни». Или что тогда же примерно, — прислушаемся к свидетельствам Ю. Семенова, — К., помимо журналистских, брал на себя еще и секретные поручения в Риге, в Константинополе, «в 1945 был в Италии, выполняя роль не только журналиста, но и крупного военного разведчика», да и в послевоенном Китае «занимал ответственнейший пост заместителя постоянного политического представителя», и это вроде бы подтверждает кожевниковская серия брошюр «В великом Народном Китае» (1952), «Живой мост» (1954), «Такими гордится народ» (1955), «Тысяча цзиней (1955).

Лучше всех, впрочем, чудесный рассказ о том, как Сталин, «после того как Вадим напечатал свою повесть «Март-апрель»», прислал ему то ли «в конверте десять тысяч рублей» и «это считалось как у Николая I Пушкину – перстнем», то ли, совсем уж запросто, «французский коньяк и что-то, завернутое в газету. Оказалось, деньги».

В книгах К. обо всём этом нет ни слова. Поэтому надежнее вернуться к тому, что задокументировано: в 1941 году К. выпустил первый сборник рассказов «Ночной разговор», в 1940-м получил членский билет Союза советских писателей, вступил в ВКП(б) в 1943-м, в годы войны служил фронтовым корреспондентом, а с 1944-го редактором отдела литературы и искусства газеты «Правда», пока, наконец, 27 декабря 1948 года сменив уволенного В. Вишневского, не стал — и уже до конца жизни – главным редактором журнала «Знамя».

О его деятельности на этом посту говорят обычно дурно: и сдал властям опасный роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», и превратил журнал в отстойник для писательского генералитета, и ни на шаг никому не позволял отступить от предписаний власти: «Член редколлегии “Знамени”, весьма почтенная дама <Л. Скорино> говорила гордо: “Мы никогда не отклонялись от линии партии. Вадим шел на этажи и узнавал линию партии на неделю…”» (Г. Бакланов); «”У каждого журнала свое направление!” “У вас какое?” — спросила я с надеждой. “Не сделать ошибку – такое наше направление!” — прокричал он» (А. Берзер); «По слухам, Кожевников ежеутренне отправлялся в ЦК и в тамошних коридорах собирал свежую информацию на предмет дальнейших действий. Однажды, возвратившись, он созвал весь коллектив: “Вот ведь совсем скоро будет праздноваться пятидесятилетие СССР. Все начнут им (? — И. Я.) лизать… И мы можем оказаться в хвосте! Па-анимаете, какая история!” (это было его любимое присловье)» (И. Янская).

Всё так, конечно. Но нелишне напомнить, что именно при К. в «Знамени» были напечатаны «Стихи из романа» (1954, № 4), а двумя годами позже, когда «Доктор Живаго» был уже передан в Италию, «Новые строки» Б. Пастернака (1956, № 😎, что здесь вышли «Оттепель» И. Эренбурга (1954, № 5; 1956, № 4), «Утоление жажды» (1963, № 4-5) и «Отблеск костра» (1965, № 2-3) Ю. Трифонова, «Зося» В. Богомолова (1965, № 1) и «Июль 41 года» Г. Бакланова (1965, № 1-2), здесь состоялась первая после каторги публикация стихов В. Шаламова (1957, № 5), здесь постоянно печатались Ю. Казаков и В. Конецкий, А. Вознесенский и Е. Евтушенко, иные, в том числе отнюдь не сервильные авторы…

Так что А. Вознесенскому, может быть, и не почудилось, что у К. «под маской ортодокса таилась единственная страсть – любовь к литературе. Был он крикун. Не слушал собеседника и высоким сильным дискантом кричал высокие слова. Видно, надеясь, что его услышат в Кремле, или не доверяя ветхим прослушивающим аппаратам. Потом, накричавшись, он застенчиво улыбался вам, как бы извиняясь». Вот ведь и Л. Аннинский, несколько лет проработавший в редакции, утверждал, что К. «текст, та-ска-ать, слышит отлично, хотя в интересах дела иногда это успешно скрывает».

Со временем, с убыванием Оттепели эта «страсть к литературе», если она и была, все последовательнее перекрывалась боязнью ошибиться, не угодить начальству, и, судя по антологии «Наше “Знамя”» (2001), среди журнальных публикаций 1970-1980-х годов выбрать что-либо достойное становится все труднее. Да и собственно писательский талант К. будто убывал тоже. Если историко-революционный роман «Заре навстречу» (Знамя, 1956, № 2-3; 1957, № 8-10) и производственная повесть «Знакомьтесь, Балуев!» (там же, 1960, № 4-5) еще находили своих читателей, а роман «Щит и меч» (там же, 1965, № 3-10) о советском разведчике, внедренном в абвер, и вовсе воспринимался как бестселлер, то всё последующее стало эталонно нечитабельной, — как тогда говорили, — «секретарской прозой», написанной по казенным лекалам и с чужой помощью.

«Мне, — вспоминает Э. Мороз, — как-то выпала честь редактировать вторую часть его романа “Корни и крона”. Это был, в сущности, черновик. По первому чтению возникло множество вопросов, и я отправилась к автору. Кожевников выслушал и, глядя на меня ясными глазами, сказал: “Напишите сами. Я вам доверяю”. И я дописывала. Автор ни после машинки, ни в верстке, ни в номере романа не читал».

Художественное качество, хоть сколько-нибудь пристойное, значения уже не имело. Ибо не за него, совсем не за него К. пожизненно поставили секретарем правлений СП СССР и РСФСР, избирали делегатом партийных съездов и депутатом – почему-то от Самаркандской области – Верховного Совета СССР (1966-1984), отметили, помимо военных наград, Государственной премией СССР (1971), золотой звездой Героя Социалистического Труда (1974), по два раза орденами Ленина и Трудового Красного Знамени, орденом Октябрьской Революции, иными знаками отличия.

Что ж, — размышляет Н. Кожевникова, — «режим всех принуждал к подчинению, но одни становились в известную позу с видом жертвы, а другие – мой отец, писатель Вадим Кожевников, например, — так держались, будто им это нравится, они-де удовольствие получают, корежа свою личность, свой талант».
Сказать, что книги К. и он сам сейчас забыты, невозможно. Не всё, конечно, но сборник повестей и рассказов «Знакомьтесь, Балуев!» был переиздан в серии «Любимая проза. Сделано в СССР», а роман «Щит и меч» вообще переиздается с завидной регулярностью. И 22 апреля 2022 года, в день рождения К., на здании по Тверскому бульвару, где при нем размещалась редакция «Знамени», была открыта мемориальная доска.

Соч.: Собрание сочинений в 9-ти томах. М.: Худож. лит., 1985—1988; Щит и меч. В 2 тт. СПб: Азбука, 2014; То же. М.: Комсомольская правда, 2016, 2019; То же. М.: Альфа-книга, 2017; То же. М.: Вече, 2020.
Леонов Б. Вадим Кожевников. М.: Худож. лит., 1985; Кожевникова Н. Незавещанное наследство: Пастернак, Мравинский, Ефремов и другие. М.: Время, 2007.