Всего-то нужно — подождать немножко,
чтоб раздраженье не мутило взгляд…
Москва. Сбербанк. Близ утлого окошка
здесь люди за зарплатою стоят.
Здесь все полны респекта перед банком,
не распивают пиво да винцо,
не склонны к энергичным перебранкам —
и такт, и воспитанье — налицо.
Чисты все лики, словно на иконе,
весьма предупредителен народ,
и Киссинджера вместе с Берлускони
всегда готов он пропустить вперёд.
И всякий здесь опрятен, всякий собран,
с каких ни посмотрел бы ты сторон:
вот в покетбук уткнулся Виктор Орбан,
вот изучает телефон Макрон.
Ковида больше нет. Все сняли маски.
Всевластны деньги. Ни к чему слова.
О, где ты, гений сумрачный германский? —
Да вот же — Шредер с Меркель, оба-два.
Запрещены здесь, словно в церкви — пенис,
британец, австралиец или лях…
Летит домой счастливый европеец
с немалою зарплатою в рублях,
своих друзей он зазывает в гости
столовым серебром и хрусталём
и воспевает в самом первом тосте
безоблачное небо над Кремлём.
Александр Габриэль. День зарплаты
Всего-то нужно — подождать немножко,
чтоб раздраженье не мутило взгляд…
Москва. Сбербанк. Близ утлого окошка
здесь люди за зарплатою стоят.
Здесь все полны респекта перед банком,
не распивают пиво да винцо,
не склонны к энергичным перебранкам —
и такт, и воспитанье — налицо.
Чисты все лики, словно на иконе,
весьма предупредителен народ,
и Киссинджера вместе с Берлускони
всегда готов он пропустить вперёд.
И всякий здесь опрятен, всякий собран,
с каких ни посмотрел бы ты сторон:
вот в покетбук уткнулся Виктор Орбан,
вот изучает телефон Макрон.
Ковида больше нет. Все сняли маски.
Всевластны деньги. Ни к чему слова.
О, где ты, гений сумрачный германский? —
Да вот же — Шредер с Меркель, оба-два.
Запрещены здесь, словно в церкви — пенис,
британец, австралиец или лях…
Летит домой счастливый европеец
с немалою зарплатою в рублях,
своих друзей он зазывает в гости
столовым серебром и хрусталём
и воспевает в самом первом тосте
безоблачное небо над Кремлём.
Читать дальше в блоге.