В тех краях, где заборы красили охрой — учителя моей грешной жизни дрались до первой крови.
Но если что, доставали «перья» и шли до конца.
Потому что до этого они выживали в оккупации, сбегали из детдома, сидели, шли на волю, служили, ходили в море.
За каким-то чертом меня, малолетку, занесло в техникум, где они учились. И понеслось.
«Прописывали» в общаге стаканом водки, горбушкой и луком.
Показали первые аккорды на семиструнке.
Огнев, сидя за спиной, накладывал каждый мой палец на определенный лад, на каждую струну.
Струны врезались в кожу, как ножи, хрен заснешь ночью.
— Пошло оно всё в жопу!
— Терпи, чувак, получится!
С гитарой было легче понравиться одной Лиле.
После песни о геологах выяснилось, что у Лили есть ревнивый боксер с третьего курса.
«Ты уехала в дальние степи, я ушел на разведку в тайгу».
Учителя из общаги велели надеть перчатки, повели в спортзал, и мною занялся Степан.
Меня колошматили, как диванную подушку.
Потом показали, как вести себя перед дракой — ничего не ждать, не слушать угроз ни секунды: сразу по морде.
Как увернуться от ножа. Почему — бить первым. Как уходить от удара и смываться, если не отобьешься.
Через год Сурен обучил меня выигрывать в карты и домино на деньги.
Голодного кота запускали в отдушину склада, он намертво цеплялся в сосиски, его вытаскивали за веревку и заставляли делиться добычей.
Или как ловить кур на удочку.
Как угонять мопед.
Как собрать детекторный приемник в мыльнице, ездить зайцем, грамотно спрыгивать с подножки товарняка.
— Мы еще встретимся?
Огнев сказал, что врать не хочет, но писать письма мне не станет.
Еще он сказал: учись быть один.
Я научился. Гораздо позже.
(На фото: мои старшие друзья, второй курс строительного техникума, Калининград, весна, 1961 г. Если кто-то жив, им сейчас всем прилично за восемьдесят)
На фото: мои старшие друзья, второй курс строительного техникума, Калининград, весна, 1961 г. Если кто-то жив, им сейчас всем прилично за восемьдесят.
Как же автор, которому прилично под восемьдесят, оказался с ними в одной компании?
Люди, родившиеся на пару лет до войны и хорошо её помнящие (прилично за восемьдесят),
и те, которые родились после неё (прилично под восемьдесят), — два разных поколения, даже если разница между двумя «приличиями» всего 8-10 лет.
Анатолий Головков. ОБЩАГА
В тех краях, где заборы красили охрой — учителя моей грешной жизни дрались до первой крови.
Но если что, доставали «перья», и шли до конца.
Потому что до этого они выживали в оккупации, сбегали из детдома, сидели, шли на волю, служили, ходили в море.
За каким-то чертом меня, малолетку, занесло в техникум, где они учились. И понеслось.
«Прописывали» в общаге стаканом водки, горбушкой и луком.
Показали первые аккорды на семиструнке.
Огнев, сидя за спиной, накладывал каждый мой палец на определенный лад, на каждую струну.
Струны врезались в кожу, как ножи, хрен заснешь ночью.
— Пошло оно всё в жопу!
— Терпи, чувак, получится!
С гитарой было легче понравиться одной Лиле.
Читать дальше в блоге.