Трудно поверить, но К., певец рабочего класса и правовернейший из правоверных мастеров социалистического реализма, свою трудовую биографию начинал агрономом, а литературную деятельность стихами.
Дебютное стихотворение называлось, впрочем, «Дозор» и повествовало о том, как лирический герой вместе с верной сторожевой собакой Пираткой выходит на охрану колхозных полей от затаившихся кулаков-вредителей (Красногвардейская правда, 15 августа 1934 года).
Так К. и проживет свой недолгий век: всегда в дозоре, всегда на страже. Это случайность, конечно, но даже газета, в которой он служил фронтовым корреспондентом, и та называлась «На страже Родины». Там К. вступил в партию (1944), а после войны, оставив стихи, всерьез занялся прозой. И если одна из его первых повестей «Кому светит солнце» (1949) вызвала только саркастическую рецензию «Слабая книга» в симоновском «Новом мире» (1950, № 4), то роман «Журбины» о трех поколениях семьи корабелов (Звезда, 1952, № 1-2) истинно прогремел. Его издали и тут же переиздали, почти сразу удачно экранизировали (1954), и В. Катаев признался, мол, «прочитав роман, я почувствовал, что на меня пахнуло свежестью, силой, настоящим талантом», а М. Шолохов в речи на XX съезде и вовсе призвал всех советских писателей равняться на автора «Журбиных».
Как тут не сделать карьеру, и К., возглавив в феврале 1953 года Ленинградскую писательскую организацию, дозорным или, если угодно, надсмотрщиком над писателями проявил себя сразу: разгромил на собрании «Оттепель» И. Эренбурга, привлек М. Зощенко, оказавшегося «узколобым кустарём-индивидуалистом», к ответственности за «ошибочное» выступление на встрече с английскими студентами, заклеймил в «Правде» (27 мая 1954 года) роман многократной сталинской лауреатки В. Пановой «Времена года» как явление «мещанской литературы». Да мало того: стал печатать в «Звезде» роман «Молодость с нами» (1954, № 9-11), в котором, — по словам В. Кетлинской, — «как в кривом зеркале, очень недоброжелательно изображается целый ряд писателей из нашей организации».
Тут уж взбунтовались и самые смирные, на отчетно-выборном собрании 6-8 декабря 1954 года скандально не выбрав К. даже в члены своего правления. На том бы ему и перейти в ординарные злопыхатели, которых в литературной среде на пятачок пучок, так ведь нет же!.. Дав К. короткое время отсидеться в заместителях главного редактора только что созданного журнала «Нева», его забирают в Москву, где в декабре 1955 года назначают главным редактором «Литературной газеты».
А это простор уже совсем иной, и, с боями подавив сопротивление относительно либерального редакционного коллектива, К., — как рассказывает Л. Лазарев, — недрогнувшей рукой превратил газету в «еще не забытую литераторами старшего поколения “Культуру и жизнь” — главный палаческий орган конца сороковых годов. <…> В каждом номере “Литературка” кого-нибудь поносила и громила».
Власть эту ретивость, понятное дело, оценила по достоинству. Ленинской премии в 1957 году за «Журбиных» ему, правда, не выдали, но годом раньше избрали членом Центральной Ревизионной Комиссии КПСС и вообще признали лидером консервативного, а попросту говоря сталинистского направления в нашей литературе. По праву, конечно. Ведь финальные фразы нового романа «Братья Ершовы» (Нева, 1958, № 6-7) легко прочитывались современниками уже и как метафорический приговор всему периоду Оттепели: «Кончилось трудное, хмурое время. Год был с гнилыми оттепелями, со слякотью, с насморками и гриппами, со скверным настроением. Все позади, широким разливом шла по стране весна» (№ 7, с. 150).
И всё бы ладно, однако К. в своей антинигилистической риторике был слишком уж неукротим. И романы он от раза к разу писал так, что они, — по словам А. Твардовского, — становились «сплетней и ябедой в лицах», фельетоном об идейно подозрительных проделках легко угадываемых К. Симонова, А. Суркова, В. Овечкина, Д. Гранина, других отнюдь не беззащитных деятелей. И «Литературная газета» вместо того, чтобы соблюдать равновесие и вести, как ей положено, «бег на месте общепримиряющий», оказалась при К. источником непрестанных скандалов и конфликтов.
Его, воспользовавшись жалобами на нездоровье, в марте 1959 года и отставили, с тем чтобы в самом начале 1961-го вновь вернуть в литературный комсостав, назначив главным редактором журнала «Октябрь». Административной власти над писателями этот пост уже, правда, не давал, зато, не заботясь больше о ненавистном К. балансе, можно было стоять на страже, то есть защищать ленинско-сталинские устои от всяких там поползновений и происков.
И здесь К., чувствуя себя непогрешимее и святее межеумочного, по его мнению, хрущевского, а затем, конечно, и брежневского ЦК, развернулся в полную мощь. Пошли годы ожесточенной межжурнальной рубки или – позволительно ведь и так сказать – годы изумительного плюрализма в литературной жизни, когда и «Новый мир» А. Твардовского, и «Октябрь» К., даже «Юность» Б. Полевого и «Молодая гвардия» А. Никонова воспринимались как нечто вроде гражданских протопартий с ясно выраженной и отнюдь не только эстетической позицией.
Бескомпромиссного и, как следствие, неуживчивого К., конечно, ненавидели едва ли не на всех флангах, и было за что. Здесь следовало бы, кстати, помнить, что, изводя либералов, он ровно так же не жаловал и «онученосцев» с партийными билетами, и в июле 1969 года наотрез, например, отказался подписать знаменитый «огоньковский» донос против «Нового мира». Не был К. и антисемитом, причем не только потому, что, — как язвил И. Шевцов, — «у него жена была еврейка».
Пролетарский интернационализм да и эстетическая терпимость торжествовали в «Октябре» вовсю, так что здесь без проблем печатали И. Сельвинского и П. Антокольского, пробили «Синюю тетрадь» Э. Казакевича (1961, № 4), что не удалось А. Твардовскому, опубликовали цикл «Ни дня без строчки» Ю. Олеши (1961, № 7-8), открыли дарования Н. Рубцова, В. Сосноры, (1962, № 9), И. Волгина, ценили В. Шукшина, а В. Максимова, будущего редактора свирепо антисоветского «Континента», и вовсе произвели в члены редколлегии.
Определяли лицо журнала однако же не стихи и не проза, а критика с публицистикой, почти непременно воинственные и даже по тем временам дуболомные. К. нарывался, лез на рожон, пытался учить коммунистической партийности не только литераторов, но и власть. И власть, при Хрущеве снисходительная к «завихрениям» разного рода, стала при Брежневе все более и более раздражаться.
Срезая, как тогда выражались, крайности, К. (впрочем, и А. Твардовского тоже) на XXIII съезде КПСС (1966) уже не выбрали в высшие партийные органы, а лауреатскими званиями, депутатскими почестями, статусом секретаря правления СП СССР его обносили и раньше. Более того. Самый лихой его роман – «Чего же ты хочешь?» (Октябрь, 1969, № 9-11), — нацеленный против пятой колонны в творческой среде, и вовсе замолчали, будто его и не было: ни издания отдельной книгой в Москве не появилось, ни открытой дискуссии, на которую К. так рассчитывал.
Сторожевой пес социализма остался не у дел. Да и дела – после устранения А. Твардовского из «Нового мира» в феврале 1970 года и перевода А. Никонова из боевитой «Молодой гвардии» в заштатный журнальчик «Вокруг света» в декабре того же года – стали в литературе совсем другими.
Оказавшись лишним, чужим среди своих, К. пишет, но не успевает дописать последний роман с выразительным названием «Молнии бьют по вершинам». А тут еще смертельная болезнь, череда операций, мучительные страдания, и 4 ноября 1973 года выстрелом из собственного вальтера К. ставит точку пули в своем конце.
Чтобы на десятилетия выпасть из литературы. И лишь в самые последние годы неожиданно вернуться в нее тремя подряд изданиями романа «Чего же ты хочешь?»
Соч.: Собрание сочинений в 6 томах. М.: Худож. лит., 1987-1989; Журбины. М.: Вече, 2013; Чего же ты хочешь? М.: Роман-газета, 2015; М.: Циолковский, 2021; М.: Вече, 2021.
Лит.: Строков П. Всеволод Кочетов: Страницы жизни, страницы творчества. М.: Современник, 1985; Воспоминания о Всеволоде Кочетове. М.: Сов. писатель, 1976; Идашкин Ю. Всеволод Кочетов, каким я его знал // Континент, № 63, 1990, с. 285-313.
Сергей Чупринин. КОЧЕТОВ ВСЕВОЛОД АНИСИМОВИЧ (1912—1973)
Трудно поверить, но К., певец рабочего класса и правовернейший из правоверных мастеров социалистического реализма, свою трудовую биографию начинал агрономом, а литературную деятельность стихами.
Дебютное стихотворение называлось, впрочем, «Дозор» и повествовало о том, как лирический герой вместе с верной сторожевой собакой Пираткой выходит на охрану колхозных полей от затаившихся кулаков-вредителей (Красногвардейская правда, 15 августа 1934 года).
Так К. и проживет свой недолгий век: всегда в дозоре, всегда на страже. Это случайность, конечно, но даже газета, в которой он служил фронтовым корреспондентом, и та называлась «На страже Родины». Там К. вступил в партию (1944), а после войны, оставив стихи, всерьез занялся прозой. И если одна из его первых повестей «Кому светит солнце» (1949) вызвала только саркастическую рецензию «Слабая книга» в симоновском «Новом мире» (1950, № 4), то роман «Журбины» о трех поколениях семьи корабелов (Звезда, 1952, № 1-2) истинно прогремел. Его издали и тут же переиздали, почти сразу удачно экранизировали (1954), и В. Катаев признался, мол, «прочитав роман, я почувствовал, что на меня пахнуло свежестью, силой, настоящим талантом», а М. Шолохов в речи на XX съезде и вовсе призвал всех советских писателей равняться на автора «Журбиных».
Читать дальше в блоге.