Сергей Чупринин. ЛЕВИН КОНСТАНТИН ИЛЬИЧ (1924-1984)

В одном из боев на территории Румынии командир огневого взвода 45-мм противотанковых пушек, 20-летний младший лейтенант Л. потерял ногу и, год промаявшись в госпиталях, был с двумя орденами Отечественной войны на гимнастерке принят в Литературный институт.

Писал не много, однако стихотворение «Нас хоронила артиллерия» (1946) разошлось по рукам, взволновав не только любителей поэзии, но и институтское партбюро. Так что на собраниях, — вспоминает Б. Сарнов, учившийся рядом с Л., — «Костю за это стихотворение топтали так долго и с таким садистским сладострастием, что в конце концов переломали-таки ему спинной хребет. Со стихами он “завязал”».

Ну, отделавшись спервоначалу выговором и лишением повышенной стипендии, со стихами Л., положим, тогда еще не «завязал». Но себе не изменил, и стихотворение 1947 года, начинавшееся строками:

Мы потихонечку стареем.
Мы приближаемся к золе.
Что вам сказать? Я был евреем
В такое время на земле, —

в начале 1949-го пришлось удивительно кстати развернувшейся кампании по выжиганию евреев – и преподавателей, и студентов — из Литинститута. Неслыханное по тем временам мужественное достоинство, с каким на очередных проработках держался отказавшийся каяться Л., «громил и карьеристов», — рассказывает В. Корнилов, — обозлило «еще пуще».

В его «творческой папке», — 8 марта 1949 года выступил с заявлением член партбюро Союза писателей Л. Ошанин,- «ущербные, чужие нам, вредные декадентские стихи, которые вызывают чувство недоумения и гадливости, — откуда у молодого советского человека эти настроения перестарка, это циничное бормотание! Мне не хочется их цитировать, да и нет нужды, — они известны в Лит. институте, и в основном правильно (хоть, пожалуй, и слишком мягко) уже оценены рецензентом В. Казиным — непонятно, как человек с такими настроениями попал в Лит. институт Союза Советских писателей, непонятно, зачем коллекционировалось его упадочное дрянцо. Эти стихи — наглядный аргумент о неблагополучии, эстетстве и космополитизме, свившем гнездо себе на творческой кафедре Лит. института».

Эти возгласы были уже, что называется, в пустой след, так как еще 2 марта Л. был исключен и из комсомола, и из института. Примерно через год, и то благодаря личному вмешательству А. Суркова, ему все-таки удалось восстановиться на заочном отделении и получить «троечку» за диплом, который был составлен едва ли из десятка максимально проходных стихотворений.

А новые стихи лет почти на двадцать идти действительно перестали. «По всем статьям пропал и спасовал, // Расклеился, рассохся и распался», — скажет Л., когда они вернутся. Как реакция на институтские поношения у Л. «началась, — по предположению В. Корнилова, — стойкая абулия — болезнь воли», и стихи в печать он никогда уже не предлагал. Жил одиноко в коммуналке на офицерскую пенсию, подрабатывал ответами на рукописи начинающих авторов в Литконсультации СП СССР.

Летом 1950 года К. Симонов послал было Л. в командировку по местам, где воевал его взвод. И Л. вроде бы загорелся, но поэмы не вышло. Б. Слуцкий уже в шестидесятые однажды уговорил дирекцию Театра на Таганке заключить с Л. договор на инсценировку об Отечественной войне. «Но Костя, — вспоминает В. Корнилов, — к работе даже не приступил. Деньги пришлось возвращать. И тогда огорченный Слуцкий сказал свою знаменитую фразу: – Еврейский народ настолько обрусел, что даже создал своего Обломова».

Держался этот, — по собственной горькой аттестации, — «обмылок, обсевок, огарок», впрочем, всегда отнюдь не пришибленно: ни на что не жаловался, слыл образцом элегантности, легко завоевывал женские сердца, в помощи друзьям был на удивление деятелен. «В нем, — процитируем К. Ваншенкина, — вообще было много офицерского — скорее даже в старом понимании: сдержанность, воспитанность, чувство собственного достоинства».

Вплоть до 1981 года он, — по словам Л. Сергеевой, — дописывал и переписывал ушедшее в фольклор стихотворение «Нас хоронила артиллерия…». Что же до новых стихов, то писались они изредка, и Л. их не хранил. Лишь узнав свой смертельный диагноз, согласился по настоянию друзей начитать то, что помнил, на две магнитофонные пленки. И по этим записям Л. Сергеева, дружившая с Л. долгие годы, составила небольшую книгу «Признание» (1988; предисловие Вл. Соколова), которая так и осталась единственной.

Как напоминание о поэте, ни одной своей строки не увидевшем в печати. И написавшем о себе с беспощадной откровенностью:

И мальчик, который когда-то видел себя Заратустрой,
Метил в Наполеоны и себялюбцем был,
Должен сейчас убедиться – как это ни было б грустно, –
Что он оказался слабее истории и судьбы.

Соч. Признание. М.: Сов. писатель, 1988; «Я был не лучше, не храбрее» // Знамя, 2015, № 5.
Лит.: Корнилов. Один из нас, случайно выживший… // Лехаим, 2001, № 6; Сергеева Л. «Нас хоронила артиллерия»: Личность и стихи Константина Левина // Знамя, 2020, № 9.

Один комментарий к “Сергей Чупринин. ЛЕВИН КОНСТАНТИН ИЛЬИЧ (1924-1984)

  1. Сергей Чупринин. ЛЕВИН КОНСТАНТИН ИЛЬИЧ (1924-1984)

    В одном из боев на территории Румынии командир огневого взвода 45-мм противотанковых пушек, 20-летний младший лейтенант Л. потерял ногу и, год промаявшись в госпиталях, был с двумя орденами Отечественной войны на гимнастерке принят в Литературный институт.

    Писал не много, однако стихотворение «Нас хоронила артиллерия» (1946) разошлось по рукам, взволновав не только любителей поэзии, но и институтское партбюро. Так что на собраниях, — вспоминает Б. Сарнов, учившийся рядом с Л., — «Костю за это стихотворение топтали так долго и с таким садистским сладострастием, что в конце концов переломали-таки ему спинной хребет. Со стихами он “завязал”».

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий