Лорина Дымова «Такая разная жизнь»

ТАКАЯ РАЗНАЯ ЖИЗНЬ
Павлу Хмаре

… — Может быть, дать тебе тувинца переводить? — с сомнением спросил редактор, увидев отчаяние в моих глазах.
Я кивнула. Молча. Если бы я попыталась сказать хоть слово, то наверняка расплакалась бы.
— Ну, ну… — пробормотал редактор. — Все будет хорошо. Переведешь эту книжку, а там, глядишь, еще какая-нибудь работа подвернется. Все и образуется. Вот подстрочники, возьми. Я ему дам твой телефон, он позвонит. Его зовут Серен.
— Как? — изумилась я, мгновенно забыв про все свои несчастья. — В Туве что, сирены это мужчины?
— Нет, Серен не от «сирены», — сочувственно глядя на меня, проговорил редактор. — И не от «сирени». На сирену он, прямо скажем, мало похож… Впрочем, сама увидишь.
Я шла домой, и рукопись оттягивала мне руку, но это была блаженная тяжесть. Это была работа! Это были деньги, необходимые, чтобы отдать хотя бы часть долга за кооперативную квартиру. Я ехала в автобусе и представляла себе северного человека, совершенно не похожего на сирену, коренастого и низкорослого, с волевым лицом, в шубе и пимах, настороженно вслушивающегося в тишину. И непременно с луком и колчаном со стрелами, хотя логичнее было бы представить его себе с тетрадкой и авторучкой — ведь все-таки поэт, причем, скорее всего, преуспевающий, раз его стихи взялось переводить московское издательство. Хотя не совсем ясно, как там у них в Туве преуспевают. Имеют много жен? Или оленей?..
Придя домой, я открыла рукопись, посмотрела подстрочники. Довольно грамотные. Ну что же, стихи как стихи — сколько я таких переводила! Обычные, стандартные стихи, даже без национального колорита и без описаний природы: любовь, рабочие будни, дружба народов. Не предвиделось никаких осложнений, да и сроки были божеские. И я, мысленно поблагодарив милосердную судьбу, представшую на этот раз в обличье редактора, стала ждать, когда объявится мой автор.
Дней через пять я сама позвонила в издательство..
— Что-то никто мне не звонит, — пожаловалась я редактору. — А начинать работу, пока не поговорю с этим самым Сереном, я не решаюсь.
— Можешь начинать, — распорядился редактор и добавил уверенно: — Он все равно со всем будет согласен.
— А вдруг нет? Вдруг у него какие-то особые пожелания или соображения? — засомневалась я. — Может, я сама ему позвоню? Ты звонил когда-нибудь в Туву?
— Да не в Туве он. В Москве.
— В Москве? А что же, интересно, он не появляется? Что, ему наплевать на собственную книжку? Я думала он в Туве, тогда еще есть какое-то объяснение: плохая связь, разница во времени.
— Да в Москве он, в Москве, — почему-то с досадой сказал редактор. — Понимаешь, с ним все время что-нибудь приключается. Несколько дней назад, например, я вызволял его из милиции, с кем-то подрался. А живет он у какого-то соплеменника в общежитии, телефона там нет. Так что работай и ничего не жди.
Дня через три, как раз когда я сидела над переводом, в дверь позвонили. Уверенная, что это опять соседка, то и дело нарушающая мой «рабочий процесс» то просьбой дать ей взаймы луковицу, то предложением купить у нее теплые колготки, я с каменным лицом открыла дверь.
Как вы правильно догадались, передо мной стояла никакая не соседка, а он — сын то ли степей, то ли тундры, а может быть, и тайги — с географией у меня всю жизнь было скверно. Короче говоря, передо мной стоял Серен собственной персоной. Понять, что это именно он, не составляло труда, хотя был он в обычном среднестатистическом демисезонном пальто, аналогичной обуви и без какого бы то ни было оружия — я имею в виду лук и стрелы. Кроме того, он оказался высок и даже не очень широк в плечах — было совершенно непонятно, как он сможет одолеть медведя, если ему придется вступить с тем в единоборство. В руках он держал обыкновенный кейс, и я почувствовала легкое разочарование от обыденности увиденного, хотя узкие глаза и широкие скулы моего гостя меня слегка утешили — все-таки хоть чем-то он был похож на портрет, который я нарисовала в своем воображении.
— Вы Серен? — спросила я, поскольку он молчал. — Наконец-то, я давно вас жду. Только почему вы не позвонили, не сказали, что придете?
— Нет телефона, — сказал он.
— А из автомата?
— Он не работает.
И увидев недоумение на моем лице, пояснил:
— Сломали…
— А из другого?
— Тоже сломали.
Продолжать этот разговор, явно, не имело смысла.
— Что же вы стоите в дверях? Пожалуйста! Проходите, — сказала я.
Гость бросил быстрый взгляд на лестницу позади себя, словно хотел убедиться в отсутствии «хвоста», и вошел в дом. Я показала ему, где вешалка, и он снял пальто, оставшись в тонком свитере неопределенного цвета, прожженном в нескольких местах сигаретой.
— У меня можно курить, — любезно предложила я.
— Не курю, — мотнул он головой и полез в кейс.
«За стихами», — решила я, но гость, пошуршав в кейсе невидимой газетой, достал вовсе не стихи, а две бутылки, и аккуратно поставил их на письменный стол. Вермут и пиво.
— Ну что вы, зачем? — сказала я.
— Вермут — пить, а пиво — запивать, — лаконично объяснил он.
— Я не могу утром пить, — почему-то стала оправдываться я. — Да и работать нам с вами надо…
— За знакомство выпьешь, — отрезал гость. — А потом будешь работать.
— Нет, — решительно заявила я, словно освобождаясь от гипноза, — пить я не буду!
— Тогда я буду, — неожиданно легко согласился Серен. — Давай стакан!
Я принесла из кухни рюмку и стакан: рюмку для вермута, стакан для пива.
— Подождите, — попросила я, — сейчас сделаю бутерброды.
Когда я вернулась, Серен полулежал в кресле, а на столе стояли две пустые бутылки. Рюмку он не использовал. Стакан, как мне показалось, тоже. Я поставила перед ним тарелку с бутербродами, но он на нее даже не взглянул. Блаженно вытянув ноги, он закрыл глаза и, кажется, спал.
— Серен… — нерешительно позвала я. — Сере-е-ен!
Он открыл глаза, посмотрел на меня плывущим взглядом, пытаясь сообразить, где находится и кто я такая, и очевидно вспомнил, потому что поднялся и довольно твердо направился к двери.
— Куда же вы?! — в отчаянии вскричала я. — Я вас так долго ждала! Я хочу, чтобы вы посмотрели то, что я уже перевела!..
Он остановился и ободряюще мотнул головой.
— Хорошо перевела, не переживай. Я приду еще. Жди.
И исчез, оставив меня в полной растерянности.
Не зная, что делать, я позвонила редактору.
— А я тебе что говорил? — спокойно произнес тот, выслушав мой сбивчивый рассказ. — Я же сказал, работай и ничего не жди. Теперь ты поняла? Поняла, что имя Серен не от «сирены»?
Только теперь осознав правоту и мудрость редактора, я, наконец, по-настоящему принялась за работу, ничего не ожидая и ни на кого больше не ориентируясь. Переводить было легко, потому что в стихах я не встретила ни одной строки, ни одного образа, которые жалко было бы утратить или исказить. Фактически, можно было писать собственные стихи на заданную тему и в заданном ритме.
— Вот-вот! — обрадовался редактор, когда я позвонила ему, чтобы отчитаться, как идет работа. — Так и действуй. Не пытайся открыть Америку. И, пожалуйста, не комплексуй.
(Окончание следует)