Лиля Панн. СМЕРТЬ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, или НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ ИГРА ЛЬВА ЛОСЕВА

Запомнилась безмятежная интонация, с какой Лев Лосев говорил (интервью «Вновь бы Волга катилась в Каспийское море», ЛГ, 1998) о своей лирике: написана «довольно типичным русским эмигрантом» — словно он не имеет ничего против участи эмигрантского поэта. Чего не скажешь о многих других поэтах и прозаиках Третьей волны с их надеждой на книги, выводящие из гетто иммиграции в мировую литературу. Должно быть убеждение Лосева — «любое жизненное явление, в том числе и заурядное бытие, может быть выражено на высоком лирическом уровне» — подтверждалось вышедшими к тому времени публикациями в журналах и трех книгах стихов. Да, куда уж выше, в стихах накопилась критическая масса «данных строк» (по слову Цветаевой в «Искусстве при свете совести»), специально для Лосева стоило бы ввести титул «данного поэта», присоединив его к известной цветаевской шкале поэтов (большой, высокий, великий).
 
Критики не выделяли ЛЛ как сугубо эмигрантского поэта и правильно делали. «Цель поэзия – поэзия», еще Пушкин наставлял. И поскольку никто из писавших о Лосеве (включая автора этой заметки) не обращал внимание на бросавшийся в глаза факт: тема отношений с Россией практически была единственной в его стихотворчестве (тексты вне эмигрантской тематики — так сказать, размышления о жизни и смерти, о метафизике «я», о вере и неверии, — тоже «данные», но они капля в море той его поэзии, что ЛЛ относил к «ностальгической игре») – отдадим этому факту должное сейчас. Хотя бы потому, что решение стать эмигрантским поэтом было принято самим Лосевым столь же сознательно, сколь и неожиданно.  
 
Читать дальше здесь:
 

Один комментарий к “Лиля Панн. СМЕРТЬ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, или НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ ИГРА ЛЬВА ЛОСЕВА

  1. Лиля Панн. СМЕРТЬ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, или НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ ИГРА ЛЬВА ЛОСЕВА

    Запомнилась безмятежная интонация, с какой Лев Лосев говорил (интервью «Вновь бы Волга катилась в Каспийское море», ЛГ, 1998) о своей лирике: написана «довольно типичным русским эмигрантом» — словно он не имеет ничего против участи эмигрантского поэта. Чего не скажешь о многих других поэтах и прозаиках Третьей волны с их надеждой на книги, выводящие из гетто иммиграции в мировую литературу. Должно быть убеждение Лосева — «любое жизненное явление, в том числе и заурядное бытие, может быть выражено на высоком лирическом уровне» — подтверждалось вышедшими к тому времени публикациями в журналах и трех книгах стихов. Да, куда уж выше, в стихах накопилась критическая масса «данных строк» (по слову Цветаевой в «Искусстве при свете совести»), специально для Лосева стоило бы ввести титул «данного поэта», присоединив его к известной цветаевской шкале поэтов (большой, высокий, великий).

    Критики не выделяли ЛЛ как сугубо эмигрантского поэта и правильно делали. «Цель поэзия – поэзия», еще Пушкин наставлял. И поскольку никто из писавших о Лосеве (включая автора этой заметки) не обращал внимание на бросавшийся в глаза факт: тема отношений с Россией практически была единственной в его стихотворчестве (тексты вне эмигрантской тематики — так сказать, размышления о жизни и смерти, о метафизике «я», о вере и неверии, — тоже «данные», но они капля в море той его поэзии, что ЛЛ относил к «ностальгической игре») – отдадим этому факту должное сейчас. Хотя бы потому, что решение стать эмигрантским поэтом было принято самим Лосевым столь же сознательно, сколь и неожиданно.  

    Читать дальше по ссылке в блоге.

Добавить комментарий