Александр Кабанов в память жертв Голодомора

Пастырь наш, иже еси, и я — немножко еси:
вот картошечка в маслице и селедочка иваси,
монастырский, слегка обветренный, балычок,
вот и водочка в рюмочке, чтоб за здравие – чок.

Чудеса должны быть съедобны, а жизнь – пучком,
иногда – со слезой, иногда — с чесночком, лучком,
лишь в солдатском звякает котелке —
мимолетная пуля, настоянная на молоке.

Свежая человечина, рыпаться не моги,
ты отмечена в кулинарной книге Бабы-Яги,
но и в кипящем котле не теряй лица,
смерть – сочетание кровушки и сальца.

Нет на свете народа, у которого для еды и питья
столько имен ласкательных припасено,
вечно голодная память выныривает из забытья —
в прошлый век, в 33-й год, в поселок Емельчино:

выстуженная хата, стол, огрызок свечи,
бабушка гладит внучку: «Милая, не молчи,
закатилось красное солнышко за леса и моря,
сладкая, ты моя, вкусная, ты моя…».

Хлеб наш насущный даждь нам днесь,
Господи, постоянно хочется есть,
хорошо, что прячешься, и поэтому невредим —
ибо, если появишься – мы и Тебя съедим.

Один комментарий к “Александр Кабанов в память жертв Голодомора

  1. Александр Кабанов в память жертв Голодомора

    Пастырь наш, иже еси, и я — немножко еси:
    вот картошечка в маслице и селедочка иваси,
    монастырский, слегка обветренный, балычок,
    вот и водочка в рюмочке, чтоб за здравие – чок.

    Чудеса должны быть съедобны, а жизнь – пучком,
    иногда – со слезой, иногда — с чесночком, лучком,
    лишь в солдатском звякает котелке —
    мимолетная пуля, настоянная на молоке.

    Свежая человечина, рыпаться не моги,
    ты отмечена в кулинарной книге Бабы-Яги,
    но и в кипящем котле не теряй лица,
    смерть – сочетание кровушки и сальца.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий