Автор: Я была взрослая дочь молодого человека. То есть сначала, конечно, маленькая дочь. Потом большая. А он все оставался молодым человеком. Все мои подруги были в него влюблены. Вообще, я думаю, те люди, кто попадал в круг его общения и обаяния, так или иначе были к нему неравнодушны. Как можно быть равнодушным к артистичному, остроумному, творческому, всегда позитивному человеку ? У него тоже была своя большая любовь — жизнь. А в этой жизни самым дорогим для него были мы, его дети, друзья и книги. Книги, пожалуй, поставлю отдельной строкой. Потому что это была страсть навсегда. Сначала просто мальчишеское увлечение. Тогда, после войны, те, у кого еще сохранились домашние библиотеки, распродавали их, считай, даром или меняли на продукты. А он выкраивал гроши, платил, собирал.
Он был коллекционером. Настоящим. Когда ему намекали : пора купить новый костюм, он отбивался : -Зачем новый? Старый еще вполне. Я за эти деньги лучше книгу куплю.
Он не был жадным, экономил только на себе. Библиотеку собрал изумительную, редкую. Его имя было знакомо многим библиофилам и букинистам. В библиографической литературе много ссылок на его имя и коллекцию.
Когда мы уезжали в Америку, часть библиотеки пришлось оставить. С книгами он расставался так, как расстаются с близкими людьми, которых больше не увидишь никогда. К счастью, многое сумели перевезти в новую страну. С другим языком, другими видами из окна, другими правилами игры. Для разных людей, особенно пожилых, это начало конца. Ведь даже в самых лучших оранжереях растения вянут от пересадки в другую почву. Но его жизнь оставалась его жизнью. Он начал учить язык, знакомиться с людьми. Пришел в Центральную библиотеку и убедил американцев в том, что тем русским эмигрантам, которых не слишком интересуют сорта колбасы, а без литературы не жизнь, необходимо свое место, где можно было бы общаться. И убедил ! Им дали помещение, бесплатно. Он был бессменным руководителем литературного клуба, куда еженедельно съезжались люди со всех окрестностей. Клуб существовал на чистом энтузиазме, но на него стали ссылаться в справочниках как на одну из достопримечательностей города. Я уверена, благодаря ему многие немолодые люди просто вырвались из депрессии и одиночества.
Он умел дружить. Во-первых, с нами, его детьми и внуками. Он был наш ровесник. Мы его часто называли не папой или дедушкой, а просто по имени, Боря. Если меня осеняли какие-то идеи, пусть даже сумасшедшие, первым всегда поддерживал он. Если случались ситуации, казалось бы безнадежные, он обещал : прорвемся ! И всегда, что бы ни было, напоминал: ты должна знать, я за тебя ! На самом деле плечо товарища – это совсем не метафора. Я всегда ощущала это плечо.
Он умел дружить. На всю жизнь. Его записная книжка была забита телефонами и адресами. А еще он был очень клановый человек, разыскивал каких-то неведомых мне троюродных родственников, рассеянных по свету, и налаживал давно утерянные связи и отношения. Объяснял очень просто : семья не должна растеряться. Такое у него было представление о семейных законах. Он обожал общие праздники, общий стол, семейные обеды, застольные беседы. И всегда всех собирал вокруг себя. Квартира его была маленькой, но вмещала столько народу, сколько никогда не вмещал мой трехэтажный дом. Там было весело, шумно, гамно и вкусно. Кулинарил он, как заправский шеф. Мы жевали его пироги и слушали его бесконечные истории. Я теперь всё думаю : почему не записывала ? Хорошо, что он сам успел написать книгу о своей коллекции. Эта книга стала бестселлером, разошлась за несколько месяцев.
Я постоянно возвращаюсь к тому дню. Говорят, если что – то случается, сразу чувствуешь…Ерунда. Ничего я не почувствовала. А когда вечером заехала к нему и никто не открыл, было поздно. Он там был. Но его уже не было. А в комнате играла музыка, пел Вертинский. И лампа была зажжена. На столе лежали тетрадные листки с записями, его статей ждали в разных журналах. И рюмка с коньяком там тоже стояла. Как будто человек просто на минуту выскочил и вот сейчас зайдет обратно. Врач потом сказал, что все случилось мгновенно. Он даже не успел понять, что произошло, как будто свет потушили. Все говорили : счастливый человек. Жил на полную катушку, ушел легко. И я все это понимала. Но так и не поняла.
Меня предупреждали, что через пару лет дышать станет легче. Прошло больше десяти. Я дышу. Разговариваю. Хожу. Смеюсь. Встречаюсь с людьми. Только совершенно не могу ездить по той улице, где он жил. Потому что, когда оказываешься рядом с его домом и заглядываешь в окна, а там горит совсем чужой свет, это означает, что его нет.
Но когда я начинаю думать , а как это – ЕГО НЕТ ? – я возвращаюсь в один день. Это была самая первая годовщина. Хлестал не просто дождь и даже не ливень. Наверное, когда-то так начинался всемирный потоп.
Знаешь,- сказала я сыну, — наверное, сегодня ничего не получится. Темень, гроза, мы ничего не найдем, мы даже не сможем выйти из машины. Приедем завтра. Или послезавтра. В конце концов, какая разница.
Нет, -сказал сын. – Давай все-таки доедем. Через пять минут будем на месте. Если ничего не изменится , если не сможем выйти из машины, вернемся обратно. Но мы все-таки скажем себе, что сегодня были там. А цветы – ладно, цветы можно и завтра.
Всю дорогу нас заливало. В ту минуту, как мы подъехали к кладбищу, дождь прекратился. Вдруг. Как будто его выключили. Мы вышли из машины. И сразу же, вот именно в то же мгновение, абсолютно черное небо разорвал луч солнца, невозможного охристого цвета. И мы пошли ровно по этому лучу. Он довел нас до места. Постояли. Помолчали. Вернулись обратно. Сели в машину. И сразу кто-то неведомый убрал солнце и в полной темноте вылил на нас тонну воды.
Нет-нет, я не верю в мистику, в сказки, в загробную жизнь. Но все-таки, а вдруг это был он? Увидел, что мы пришли и осветил нам дорогу. Как всегда. Чтобы нам было удобно и комфортно, и чтобы мы не споткнулись и не потерялись. Вдруг это был он, мой папа ?
Сегодня его день рождения.
Евгения Лещинская о своём отце
Я была взрослая дочь молодого человека. То есть сначала, конечно, маленькая дочь. Потом большая. А он все оставался молодым человеком. Все мои подруги были в него влюблены. Вообще, я думаю, те люди, кто попадал в круг его общения и обаяния, так или иначе были к нему неравнодушны. Как можно быть равнодушным к артистичному, остроумному, творческому, всегда позитивному человеку ? У него тоже была своя большая любовь — жизнь. А в этой жизни самым дорогим для него были мы, его дети, друзья и книги. Книги, пожалуй, поставлю отдельной строкой. Потому что это была страсть навсегда. Сначала просто мальчишеское увлечение. Тогда, после войны, те, у кого еще сохранились домашние библиотеки, распродавали их, считай, даром или меняли на продукты. А он выкраивал гроши, платил, собирал.
Он был коллекционером. Настоящим. Когда ему намекали : пора купить новый костюм, он отбивался : -Зачем новый? Старый еще вполне. Я за эти деньги лучше книгу куплю.
Он не был жадным, экономил только на себе. Библиотеку собрал изумительную, редкую. Его имя было знакомо многим библиофилам и букинистам. В библиографической литературе много ссылок на его имя и коллекцию.
Читать дальше в блоге.