Иосиф Бродский. Теперь все чаще чувствую усталость…

Теперь все чаще чувствую усталость,
все реже говорю о ней теперь,
о, помыслов души моей кустарность,
веселая и теплая артель.

Каких ты птиц себе изобретаешь,
кому их даришь или продаешь,
и в современных гнездах обитаешь,
и современным голосом поешь?

Вернись, душа, и перышко мне вынь!
Пускай о славе радио споет нам.
Скажи, душа, как выглядела жизнь,
как выглядела с птичьего полета?

Покуда снег, как из небытия,
кружит по незатейливым карнизам,
рисуй о смерти, улица моя,
а ты, о птица, вскрикивай о жизни.

Вот я иду, а где-то ты летишь,
уже не слыша сетований наших,
вот я живу, а где-то ты кричишь
и крыльями взволнованными машешь.

2 комментария для “Иосиф Бродский. Теперь все чаще чувствую усталость…

  1. Иосиф Бродский

    Теперь все чаще чувствую усталость,
    все реже говорю о ней теперь,
    о, помыслов души моей кустарность,
    веселая и теплая артель.

    Каких ты птиц себе изобретаешь,
    кому их даришь или продаешь,
    и в современных гнездах обитаешь,
    и современным голосом поешь?

    Вернись, душа, и перышко мне вынь!
    Пускай о славе радио споет нам.
    Скажи, душа, как выглядела жизнь,
    как выглядела с птичьего полета?

    Читать дальше в блоге.

    1. https://mama-zima2013.livejournal.com/141798.html
      Теперь все чаще чувствую усталость, все реже говорю о ней теперь..
      Это стихотворение, написано в 1960 году и относится к раннему творчеству И.Бродского.
      * * *
      «Коньяк в графине — цвета янтаря…» Иосиф Бродский
      . . . . . .
      Конец сезона. Столики вверх дном.
      Ликуют белки, шишками насытясь.
      Храпит в буфете русский агроном,
      как свыкшийся с распутицею витязь.
      Фонтан журчит, и где-то за окном
      милуются Юрате и Каститис.

      Пустые пляжи чайками живут.
      На солнце сохнут пестрые кабины.
      За дюнами транзисторы ревут
      и кашляют курляндские камины.
      Каштаны в лужах сморщенных плывут
      почти как гальванические мины….

      Страна, эпоха — плюнь и разотри!
      На волнах пляшет пограничный катер.
      Когда часы показывают «три»,
      слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
      колокола костела. А внутри
      на муки Сына смотрит Богоматерь.

      И если жить той жизнью, где пути
      действительно расходятся, где фланги,
      бесстыдно обнажаясь до кости,
      заводят разговор о бумеранге,
      то в мире места лучше не найти
      осенней, всеми брошенной Паланги.

      Ни русских, ни евреев. Через весь
      огромный пляж двухлетний археолог,
      ушедший в свою собственную спесь,
      бредет, зажав фаянсовый осколок.
      И если сердце разорвется здесь,
      то по-литовски писанный некролог
      не превзойдет наклейки с коробка,
      где брякают оставшиеся спички.
      И солнце, наподобье колобка,
      зайдет, на удивление синичке
      на миг за кучевые облака
      для траура, а может, по привычке.

      Лишь море будет рокотать, скорбя
      безлично — как бывает у артистов.
      Паланга будет, кашляя, сопя,
      прислушиваться к ветру, что неистов,
      и молча пропускать через себя
      республиканских велосипедистов.
      1966.
      «Коньяк в графине – цвета янтаря…» принято считать первым «литовским» стихотворением Бродского. По информации Владимира Марамзина, в рукописном варианте у него значилось другое название – «Пану Пятрасу Юодялису с нежностью и любовью». Соответственно, произведение посвящено литературному критику, другу и ментору Иосифа Александровича, бывшему сталинскому политическому заключенному…
      И.Б.: «Я помню, когда меня арестовывали, сажали, когда я сидел в клетке, я каким–то образом на это внимания не обращал, это все было неважно. Но мне, правда, повезло. Ты помнишь, на те времена пришелся «бенц» с Мариной, и о Марине я больше думал, чем о том, где нахожусь и что со мной происходит. Два лучших момента моей жизни, той жизни, это когда один раз она появилась в том отделении милиции, где я сидел неделю или дней десять. Там был такой внутренний дворик, и вдруг я услышал мяуканье — она во дворик проникла и стала мяукать за решеткой.
      А второй раз, когда я сидел в сумасшедшем доме, и меня вели колоть чем–то через двор в малахае с завязанными рукавами, — я увидел только, что она стоит во дворе… И это для меня тогда было важнее и интересней, чем все остальное. И это меня до известной степени и спасло, что у меня был вот этот «бенц», а не что–то другое. Я говорю это совершенно серьезно. Всегда на самом деле что–то важнее, чем то, что происходит…«

Добавить комментарий