Жизнь была желанна

Сто лет Давиду Самойлову
… и запоздавшие слова благодарности режиссеру Динаре Асановой!
Если бы не она и не фильм „Ключ без права передачи“, миллионы людей так и не увидели бы в 70-х годах прошлого века Давида Самойлова. Камера „поймала“ его в компании с Ахмадулиной, Окуджавой и Дудиным зимним днем 1976 года, возле памятника Пушкину, где поэты читали стихи посвященные Александру Сергеевичу.
Стекла очков-аквариумов, обыкновенное лицо пожилого человека… Так выглядел автор известных военных строк:
„Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.

Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку…

А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки…
…………“
… Cтихи же его, посвященные Пушкину и читанные им тогда, были прекрасны, и кто другой как не он, так замечательно сохранивший классический строй стиха, должен был читать их возле памятника поэту.

Болдинская осень
Везде холера, всюду карантины,
И отпущенья вскорости не жди.
А перед ним пространные картины
И в скудных окнах долгие дожди.

Но почему-то сны его воздушны,
И словно в детстве — бормотанье, вздор.
И почему-то рифмы простодушны,
И мысль ему любая не в укор.

Какая мудрость в каждом сочлененье
Согласной с гласной! Есть ли в том корысть!
И кто придумал это сочиненье!
Какая это радость — перья грызть!

Быть, хоть ненадолго, с собой в согласье
И поражаться своему уму!
Кому б прочесть — Анисье иль Настасье?
Ей-богу, Пушкин, все равно кому!

И за полночь пиши, и спи за полдень,
И будь счастлив, и бормочи во сне!
Благодаренье богу — ты свободен —
В России, в Болдине, в карантинé…

Эти строчки — о Пушкине и, конечно, о себе. Состояние, описанное в них, было ему знакомо. Правда кроме своего „Болдино“ – домика в Опалихе жить ему было больше негде. Условия же той жизни говорили больше о необходимости выживать, чем о возможности творить. А ведь у него была семья, дети… Заработком ему служил тяжелый труд переводчика. Он называл это: „двигать шкаф“. Что же касается собственных стихов… Сегодня кажется невероятным, что многие его, ставшие классическими, строчки были неизвестны в советское время. „Советская власть меня не замечает.“ – c иронией говорил он о своем „малопечатанье“. Чем объяснить это? Нежеланием Самойлова участвовать в официальных тусовках? Безразличием к темам „героических буден“? Защитой диссидентов? Национальностью? Но разве могло что-либо перевесить войну, тяжелое ранение, бои, рукопашные схватки, разведки…?
Спросить сегодня не у кого. Спрашивать тогда, когда без тени сомнения произносилось: „пред Родиной вечно в долгу“, — невозможно…
Но остаются стихи бóльшие чем жизнь, бóльшие чем он сам, пытавшийся рассказать о красоте, о том высшем значеньи, „которое себя не узнает“.

P.S.

 

Добавить комментарий