Автор: ОТ АВТОРА
Сегодня в России около восемнадцати миллионов человек в возрасте от тридцати двух до тридцати восьми лет. Почти все они вышли из полной ужаса провинции девяностых. Эти люди вступают в пору своего расцвета, они набирают всё больше влияния, занимают понемногу руководящие посты. Они, то есть мы, тридцатилетние, совсем скоро станем в стране самой многочисленной и самой влиятельной группой. Однако ничего ровно о нас не известно. В первую очередь потому, что, родившиеся в 1981–1987 годах, мы понесли в девяностые годы очень большие потери. Многие из нас не получили хорошего образования, потому что наши учителя тогда едва ли не первыми попали под начищенный сапог новейшей истории. Мы не получили достойного воспитания, ведь нашим родителям едва хватало сил выжить. Многие пострадали от скудного однообразного питания, а кое-кто испытал во второй половине 1990-х годов настоящий голод. Наконец, у каждого из нас хотя бы один одноклассник или сосед-ровесник умер в юности от наркотиков, токсикомании или денатурата. Провинциалы, чьи главные школьные годы пришлись на первое постсоветское десятилетие, не внесли сколько-нибудь заметного вклада в большую культуру. Из наших рядов вышла пара-тройка стоящих писателей и, пожалуй, лишь один серьёзный кинорежиссёр. Самое многочисленное поколение породило ноль с хвостиком. Ничего. А те единицы, что всё же смогли хоть как-то состояться в литературе или искусстве, не говорят о своём опыте и своём прошлом. О чём угодно они пишут и снимают, кроме собственного детства. Не хотят вспоминать. Неприятно. Больно. И, в конце концов, стыдно, уж слишком некрасивое у нас было детство. Мокрое от слёз, с запахом перегара, клея «Момент» и голода. Мы первое в России послевоенное поколение, которое детьми узнало, как пахнет голод.
Конечно, об этом не хочется писать. Если ты сумел пробраться сквозь своё прошлое туда, где тебя окружают благополучные с рождения люди, ты хорошенько подумаешь, прежде чем портить им настроение рассказами о пьяном сантехнике, через которого перепрыгивал, торопясь в школу. Об этом лучше бы молчать. Для тебя лучше. Промолчишь — сойдёшь за равного. Откроешь рот — рискуешь увидеть на приличных лицах гримасу лёгкого отвращения. Это слишком неприятно. Человек, выросший в московской квартире с отдельным кабинетом-библиотекой, того, кто в четыре года один стоял днями в очереди за хлебом, примет в свой круг лишь из снисходительности или как диковинку. Поэтому люди, детьми заставшие рождение новой России на её рабочих окраинах, молчат.
Читать дальше здесь:
Анастасия Миронова. Мама!!! Фрагменты романа
ОТ АВТОРА
Сегодня в России около восемнадцати миллионов человек в возрасте от тридцати двух до тридцати восьми лет. Почти все они вышли из полной ужаса провинции девяностых. Эти люди вступают в пору своего расцвета, они набирают всё больше влияния, занимают понемногу руководящие посты. Они, то есть мы, тридцатилетние, совсем скоро станем в стране самой многочисленной и самой влиятельной группой. Однако ничего ровно о нас не известно. В первую очередь потому, что, родившиеся в 1981–1987 годах, мы понесли в девяностые годы очень большие потери. Многие из нас не получили хорошего образования, потому что наши учителя тогда едва ли не первыми попали под начищенный сапог новейшей истории. Мы не получили достойного воспитания, ведь нашим родителям едва хватало сил выжить. Многие пострадали от скудного однообразного питания, а кое-кто испытал во второй половине 1990-х годов настоящий голод. Наконец, у каждого из нас хотя бы один одноклассник или сосед-ровесник умер в юности от наркотиков, токсикомании или денатурата. Провинциалы, чьи главные школьные годы пришлись на первое постсоветское десятилетие, не внесли сколько-нибудь заметного вклада в большую культуру. Из наших рядов вышла пара-тройка стоящих писателей и, пожалуй, лишь один серьёзный кинорежиссёр. Самое многочисленное поколение породило ноль с хвостиком. Ничего. А те единицы, что всё же смогли хоть как-то состояться в литературе или искусстве, не говорят о своём опыте и своём прошлом. О чём угодно они пишут и снимают, кроме собственного детства. Не хотят вспоминать. Неприятно. Больно. И, в конце концов, стыдно, уж слишком некрасивое у нас было детство. Мокрое от слёз, с запахом перегара, клея «Момент» и голода. Мы первое в России послевоенное поколение, которое детьми узнало, как пахнет голод.
Читать дальше по ссылке в блоге.