“Навстречу пересудам, сплетням
В Манхэттене на холоду,
Теплом овеянный последним,
По калориферу иду…” — A.M.
«О ВОЙНЕ НИ ЕДИНОГО СЛОВА…»
* * *
О войне ни единого слова
Не сказал, потому что она –
Тот же мир, и едина основа
И природа явлений одна.
Пусть сочтут эти строки изменой
И к моей приплюсуют вине:
Стихотворцы обоймы военной
Не писали стихов о войне.
Всех в обойму военную втисни,
Остриги под гребенку одну!
Мы писали о жизни…
о жизни,
Не делимой на мир и войну.
И особых восторгов не стоим:
Были мины в ничьей полосе
И разведки, которые боем,
Из которых вернулись не все.
В мирной жизни такое же было:
Тот же холод ничейной земли,
По своим артиллерия била,
Из разведки саперы ползли.
БАЛЛАДА О НЕМЕЦКОЙ ГРУППЕ
* * *
Перед войной
На Моховой
Три мальчика в немецкой группе
Прилежно ловят клёцки в супе,
И тишина стоит стеной.
Такая тишина зимы!
Периной пуховой укрыты
Все крыши, купола и плиты —
Все третьеримские холмы.
Ах, Анна Людвиговна, немка,
Ты — русская, не иноземка,
Но по-немецки говоришь
Затем, что родилась в Берлине,
Вдали от этих плоских крыш.
Твой дом приземистый, тяжёлый,
С утра немецкие глаголы
Звучат в гостиной без конца —
Запинки и скороговорки,
Хрусталь в четырёхсветной горке,
Тепло печного изразца,
Из рамы
Взгляд какой-то дамы,
На полотенцах — монограммы
И для салфеток — три кольца.
Обедаем. На Моховую,
В прямоугольнике окна,
Перину стелет пуховую
Метель, как будто тишина
На тишину ложится тихо,
И только немкина щека
От неожиданного тика
Подёргивается слегка.
Зачем вопросами врасплох
Ты этих мальчиков неволишь?
Да им и надо-то всего лишь
Два слова помнить: Hande hoch!..
1970
КУРСКАЯ ДУГА
* * *
Мать о сыне, который на Курской дуге, в наступленье
Будет брошен в прорыв, под гранату и под пулемет,
Долго молится, перед иконами став на колени,-
Мальчик выживет, жизнь проживет и умрет.
Но о том, что когда-нибудь все-таки это случится,
Уповающей матери знать в этот час не дано,
И сурово глядят на нее из окладов спокойные лица,
И неведенье это бессмертью почти что равно.
1946
* * *
ПРОСЫПАЮСЬ И КУРЮ…
Засыпаю и в тревожном
Сне
о подлинном и ложном
С командиром говорю.
Подлинное — это дот
За березами, вон тот.
Дот как дот, одна из точек,
В нем заляжет на всю ночь
Одиночка пулеметчик,
Чтобы нам ползти помочь.
Подлинное — непреложно:
Дот огнем прикроет нас.
Ну, а ложное — приказ…
Потому что все в нем ложно,
Потому что невозможно
По нейтральной проползти.
Впрочем… если бы… саперы…
Но приказ — приказ, и споры
Не положено вести.
Жизнью шутит он моею,
И, у жизни на краю,
Обсуждать приказ не смею,
Просыпаюсь и курю…
1961
М У З Ы К А
* * *
Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души и тела
Война проклятая попрала.
Какая музыка во всем,
Всем и для всех – не по ранжиру.
Осилим… Выстоим… Спасём…
Ах, не до жиру – быть бы живу…
Солдатам голову кружа,
Трехрядка под накатом брёвен
Была нужней для блиндажа,
Чем для Германии Бетховен.
И через всю страну струна
Натянутая трепетала,
Когда проклятая война
И души и тела топтала.
Стенали яростно, навзрыд,
Одной-единой страсти ради
На полустанке – инвалид,
И Шостакович – в Ленинграде.
1961
В О З Р А С Т
* * *
Наша разница в возрасте невелика,
Полдесятка не будет годов.
Но во мне ты недаром узрел старика –
Я с тобой согласиться готов.
И жестокость наивной твоей правоты
Я тебе не поставлю в вину,
Потому что действительно старше, чем ты,
На Отечественную войну.
1972
“Навстречу пересудам, сплетням
В Манхэттене на холоду,
Теплом овеянный последним,
По калориферу иду…” — A.M.
«О ВОЙНЕ НИ ЕДИНОГО СЛОВА…»
О войне ни единого слова
Не сказал, потому что она –
Тот же мир, и едина основа
И природа явлений одна.
Пусть сочтут эти строки изменой
И к моей приплюсуют вине:
Стихотворцы обоймы военной
Не писали стихов о войне.
Всех в обойму военную втисни,
Остриги под гребенку одну!
Мы писали о жизни…
о жизни,
Не делимой на мир и войну.
И особых восторгов не стоим:
Были мины в ничьей полосе
И разведки, которые боем,
Из которых вернулись не все.
В мирной жизни такое же было:
Тот же холод ничейной земли,
По своим артиллерия била,
Из разведки саперы ползли.
М У З Ы К А
* * *
Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души и тела
Война проклятая попрала.
Какая музыка во всем,
Всем и для всех – не по ранжиру.
Осилим… Выстоим… Спасём…
Ах, не до жиру – быть бы живу…
Солдатам голову кружа,
Трехрядка под накатом брёвен
Была нужней для блиндажа,
Чем для Германии Бетховен.
И через всю страну струна
Натянутая трепетала,
Когда проклятая война
И души и тела топтала.
Стенали яростно, навзрыд,
Одной-единой страсти ради
На полустанке – инвалид,
И Шостакович – в Ленинграде.
1961
В О З Р А С Т
Наша разница в возрасте невелика,
Полдесятка не будет годов.
Но во мне ты недаром узрел старика –
Я с тобой согласиться готов.
И жестокость наивной твоей правоты
Я тебе не поставлю в вину,
Потому что действительно старше, чем ты,
На Отечественную войну.
1972