Михаил Лоскутов. ПОРТРЕТ СКРИПИЧНОГО МАСТЕРА. Наш Страдивари

Михаил Лоскутов. ПОРТРЕТ СКРИПИЧНОГО МАСТЕРА. Наш Страдивари 

Этот очерк об одной удивительной человеческой жизни. Сейчас, когда я пишу эти строки [предположительно 1935 год], по улицам Одессы, возможно, идет, покашливая, согбенный старик в старой соломенной шляпе. Он опирается на палку. В Одессе стоит вечер, и в переулок доносятся шумы Соборной площади, трамвая, бульвара, толпы – необыкновенное и одесское. Потом еще откуда-то, может быть из форточки, – скрипка, а в Одессе не может быть без скрипки. Тогда старик останавливается на минутку и, склонив голову, прикладывает к уху ладонь. Да, он узнает этот голос.

Лев Владимирович Добрянский [1864—1941] – семьдесят лет жизни и профессия скрипичного мастера – идет по улице и опирается на палку, и полгорода его знает, и многие во всем мире знают его. Вокруг этого имени сорок с лишним лет вяжется клубок необыкновенных слухов и славы, триумфов и клеветы. Тут и статьи в энциклопедиях и репутация чудака, имена музыкальных корифеев всего мира, жизнь на чердаке и даже романтические истории с похищением неоценимых скрипок-уникумов. Да, все в Одессе произносят это имя и рассказывают эти истории, и в течение десятилетий газеты и журналы печатают заметки о нем и статьи под заголовками «Забытый гений» и «Наш Страдивариус», и пора сказать наконец просто и ясно – в чем тут дело.

Мастер скрипки Добрянский. Значит – очерк о построении скрипки, инструмент, мастерская, значит – лаки и деки, «рождение Страдивариев» и «тайны звука». Но и сейчас на некоторое время отодвигаю в сторону вопросы инструментоведения. Я кропотливо разбираю факты, ворохи обстоятельств, справок, сомнений,  сопоставлений, и вот я чувствую настоятельную потребность рассказать все, что я узнал об этом человеке, искренне и беспристрастно. Это история необыкновенной жизни, дум, страданий и побед Льва Владимировича Добрянского, история  человека, который не был ни полководцем, ни революционером, ни даже ученым. Он – скромный мастер скрипки. Но он в известном смысле и ученый и, главное революционер этого своего дела. ……………………………………………………..

Антонио Страдивариус, гениальный итальянский мастер скрипок, умер в 1737 году. Он был завершителем дела целой плеяды «гениальных итальянцев». Высокий и худой старик в белом колпаке и кожаном фартуке до девяноста трех лет проработал в своей мастерской на площади Доминика в Кремоне, сделал девятьсот скрипок и умер, унеся с собой тайны своего мастерства. Он продавал свои скрипки по четыре луидора за штуку. Сейчас они оцениваются в двести тысяч долларов [на момент написания очерка]. На скрипках перед своим именем он ставил марку: «Кремоненсис». Это значило, что скрипка сделана в Кремоне, а это гораздо больше, нежели обозначение города. Кремона – это целая школа скрипичных мастеров. Это школа гениального учителя  Страдивариуса – Николо Амати, это Гварнери, это плеяда знаменитых предшественников. «Кремона» означало – «вне конкуренции». Там сосредоточился коллективный опыт, передававшийся из поколения в поколение мастерами. Мастера скрипичного цеха – этот старинный дух цеха, касты, терпкий дух жреческого ладана витает до сих пор над старинными мастерскими всего мира. Существует выражение «кремонская тайна». Она стала почти романтикой. Она имеет свою литературу, свои приключения, свои анекдоты. Разгадку тайны искали как жар-птицу. «Алхимики» варили «лак Страдивария». В Европе сделаны сотни тысяч копий Амати и Страдивария. Подделыватели доставали старинный материал, на котором работали мастера Кремоны. Полусумасшедший чудак Луи Тарризио отдал свою жизнь собиранию всех старинных итальянских скрипок. Знаменитый мастер Вильом скупал все, что осталось после смерти Страдивариуса, даже щепки. Французский ученый Савар разламывал целые драгоценные инструменты, чтобы исследовать материал. ……………………………

Лев Владимирович Добрянский, мастер и ученый-исследователь из Одессы, сконструировал еще в начале этого века [20-ого века] собственный тип скрипки. Пусть разрешат нам разложить скрипку условно на три, так сказать, слагаемых: материал, лак и соотношение частей, то есть постройка, архитектурный чертеж,— три основных элемента, удачное разрешение которых дает успех скрипке. Все три нужны для звука, и это уяснили еще древние мастера, дойдя до этого эмпирически.

Первое — материя — клен и ель. До сих пор верхнюю деку делают из ели и нижнюю из клена. В древности к этому пришли на ощупь. Теперь об этом говорят: ель — самый звукопроводный материал на земле; отношение 1:18 по сравнительной таблице Гельмгольца. Кроме того, дерево должно быть сухим, без соков; Страдивариус находил особую ель или обрабатывал ее особым образом. Ель пропускает звуковую массу, как сито, точнее — хороший приемник звуковых волн.

Залепленный плохим лаком инструмент испорчен. Лак в скрипке, по Добрянскому,— сорок процентов дела. Тут мы подходим ко второму элементу и видим лак на старинном инструменте; свет здесь, как кажется, исходит из самого инструмента — как будто под лаком находится особый какой-то слой — основательная причина для полумистических восторгов. Он действительно чертовски красив, этот лак. ……………………………

Коротко,— существуют лаки спиртовые и масляные, те и другие имеют достоинства и недостатки. Исследовавши лак на старинных инструментах, Добрянский установил, что он и не спиртовой и не масляный. А может быть, и тот и другой? Да, синтез обоих лаков. После долгих поисков ему удалось соединить две категории лака и создать свой рецепт.

Не мое дело расшифровывать «тайну лака» Добрянского, и здесь суть не в рецептах; мы подошли к третьему слагаемому скрипки — формам и пропорциям. Ниже сказано будет о пропорциях мензуры и «тела» скрипки, о сложном законе соотношения деталей, о «весах», на которых нужно уравновешивать два давления — резонатора и аккорда струны. Но нельзя ли подчинить этим законам формы самой скрипки? Улучшить их акустические данные? Неужели они незыблемы от века до века, эти формы скрипки? Не пересмотреть ли архивы истории?

Да, странные ящики,— с точки зрения науки акустики они далеко не верх совершенства. Прежде всего — углы вырезов и сами вырезы — знаменитая «талия» скрипки. Добрянский установил, что эти углы даром поглощают энергию мембраны верхней деки. Идеальной же формой скрипки была бы круглая, как мембрана телефона, граммофона и пр. Почему же они такие, как есть? В древности они были эллипсоидными и овальными. Потом с одного бока появился вырез; он не объяснялся вовсе физическими и акустическими законами; просто с вырезами было легче играть, не задевая смычком по деревянной коробке. На некоторых древних фресках можно и сейчас видеть амуров, играющих на скрипках с такой однобокой «талией». Потом в скрипках появилась четвертая струна, и поэтому потребовался вырез для смычка с другой стороны. Вопросы акустики мало кому приходили в голову. Своей скрипке Добрянский закруглил углы, сделал нижнюю часть несколько шире, дал свой лак и построил ее всю по закону, предложенному выше.  …………………………………………………………..

Пропорции и формы скрипок Страдивариуса не были совершенны. Например, о правильной мензуре в Кремоне не имели понятия, и это не слишком ново; первым на это обратил внимание в свое время директор Берлинской консерватории профессор Иоахим. Тогда начали переделывать мензуру у скрипок Страдивариуса. Все знаменитости, в том числе и Страдиварии, перемонтировались Вильомом и подобными ему большими современными мастерами. А если существуют на свете девственные Страдивария, то это те, которые хранятся без движения в коллекциях богачей. Но если бы их вынуть сейчас из шкафов, на них нельзя было бы играть. Сила и звучность кремонских скрипок были совершенством для того времени. Они были достаточны в кругу знакомых богатого синьора. Тогда не было концертов Яна Кубелика перед многотысячной аудиторией. Обычно мензуру старинной итальянской скрипки разрезают и добавляют посредине кусок, сохраняя старинную ручку как символ. Кроме того, поднимают гриф и изменяют внутреннюю планку (пружину). Гениальность лучших произведений Страдивариуса и некоторых других «итальянцев» в том, что с этим добавлением они становятся замечательными инструментами и для современности. Это поправка времени. Она дана всем последующим опытом мастеров. Этот опыт установил к нашим дням законы, которым не отвечали кремонские скрипки. В лучших существующих скрипках длина всей мензуры — триста двадцать пять миллиметров. Все ее участки, кроме того, должны быть  определенного протяжения. «Эфы» — разрезы на корпусе — должны быть в строго определенном месте — на точке высшего подъема груди скрипки. На многих «итальянцах» «эфы» ставились где попало. Широта груди должна быть определенной. Пружина обязана подпирать точно высчитанное место и стоять определенным образом, чтобы место стыка не совпадало со слоями елового дерева. Выпуклость дек нужно высчитывать на доли миллиметров……….

Удивительное совпадение; он вернулся в Одессу в тот самый день, когда горел Одесский порт и с рейда смотрели на город орудия восставшего «Потемкина». Это была музыка совершенно особого рода; гром орудийных выстрелов взволновал весь мир призраком общественных потрясений. Здесь дело не в скрипках. Но по улицам, озаренным заревом, бродил в те дни и незаметный скрипичный  мастер. Он был взволнован, наполнен многими мыслями, о которых трудно говорить, но смутным чутьем мастер угадывал, что во всеобновляющем этом зареве, в призраке бурь, очищающих мир от всей и всякой скверны, есть место и маленькому предмету — скрипке. А мир, который ее закрепостил и проституировал, мастер знал уже достаточно хорошо. Под грохот выстрелов он принялся за изготовление первой новой скрипки. Он назвал ее — «Скрипка-революционерка».

Варшава, Берлин, Мюнхен, Эрфурт, Лейпциг, Дрезден, Кассель, Варбург, Кельн, Вена, Брюссель, Лондон… Ян Кубелик, Вилли Бурмейстер, Иоахим, Ауэр. Директор Берлинской консерватории Крайц. Директор Берлинской филармонии Голлендер. Профессор Берлинской консерватории Крайц. Директор Варшавской консерватории Барцевич. Директор Эрфуртской консерватории Розенмейер. Директор консерватории в Зондергаузене Корбах.  Директор консерватории в Бюккенбурге Рихард Заала. Директор Варшавской филармонии Млынарский. Придворный солист Вилли  Никинг. Профессор Мюнхенской консерватории Краузе.

Целая плеяда известных скрипачей-виртуозов и авторитетных музыкальных деятелей Европы — этот список я привожу для вдумчивого читателя: пусть положит его на весы объективности, на одну чашу весов — их отзывы о работе Добрянского, на другую — сомнения и слова недоброжелательства. Пусть скажут мне: можно ли не задуматься над причинами взлета одесского мастера и кривой его трудной жизни и борьбы? Имеется множество этих и других аттестатов, изложенных словами похвалы и восторга; не достаточно ли оснований думать об этих работах как о чем-то не совсем обычном?.. Одесский мастер больше не скитался по городам Европы для усовершенствования инструмента. Он привез в Европу свои собственные скрипки. ………………………………….

Примерно с 1925 или 1926 года во многих газетах и журналах начали периодически появляться краткие заметки, большие очерки, серьезные статьи, «открывающие» одесского мастера. Об их содержании говорят характерные заголовки: «Король скрипки» («Известия», 1926 г.), «Забытый человек» («Огонек», 1928 г.), «В дебрях бюрократизма» («Огонек», 1930 г.), «Кубелик, Добрянский и  ГИМН», «Требуем публичной экспертизы!» («Рабочий и искусство», 1930 г.). Наконец их сменяют более спокойные и эпические заголовки, вроде — «Страдивариус нашей страны» («Черноморская коммуна», 1935 г.). Все это завершает обширный подвал в «Известиях» (1935 г.). Его имя признано первыми авторитетами. Витачек печатно причисляет его к кругу лучших мастеров страны. Заслуженный мастер Союза Подгорный называет Добрянского в его альбоме «своим старым наставником»…

Слава? Признание? Приходит правда, рассеивается зло, и не поставить ли нам в этом месте печальной повести жизни необыкновенного мастера заключительную точку?.. Здесь толстые альбомы, взятые со стола мастера, вселяют в нас двойственные  чувства; вот ворох человеческих свидетельств, актов, протоколов, вырезок — бумажная пыль бюрократической суеты. ………………..

Добавить комментарий