Автор: Пока Астреев сын Борей мотал меня среди зыбей,
Прислуга делалась грубей, жена седела.
Пока носился я по морю под названьем Эге-гей,—
Итака тоже сложа руки не сидела.
Богов безжалостных коря, мы обрывали якоря,
В сознанье путались моря, заря рдела,
Дичают земли без царей, и, помолясь у алтарей,
Она отправилась ко мне, а я к ней.
Теперь мужайся и терпи, мой край, сорвавшийся с цепи,
Мой остров каменный и малогабаритный.
Циклоп грозил тебе вдогон, швырял обломки лестригон,
Проплыл ты чудом между Сциллой и Харибдой,
Мой лук согнули чужаки, мой луг скосили мужики,
Служанки предали, и сын забыл вид мой,
Потом, накушавшись мурен, решил поднять страну с колен,
Потом, наслушавшись сирен, попал в плен.
Когда окончится война, нельзя вернуться ни хрена.
Жена и дочка вместо книг читают карту,
И мать взамен веретена берет штурвал, удивлена.
Не знаю, как там Менелай попал на Спарту,
Не знаю, как насчет Микен,— ведь мы не видимся ни с кем,—
Но мир, избавившись от схем, готов к старту.
Под Троей сбились времена: стационарная страна
И даже верная жена идёт на.
И вот нас носит по волне, то я к тебе, то ты ко мне,
Невольник дембеля и труженица тыла,
Твердела твердь, смердела смерть, не прекращалась круговерть,
А нас по-прежнему друг к другу не прибило.
Вот дым над отчею трубой, и море выглядит с тобой
Обрывком ткани голубой с куском мыла,—
И проплутавши десять лет, ты вовсе смылишься на нет,
А там и след сотрётся твой, и мой след.
В погожий полдень иногда, когда спокойная вода
Нам не препятствует сближаться вдвое-втрое,
Я вижу домик и стада, мне очень хочется туда,
Но что мне делать, господа, при новом строе?
Седой, не нужный никому, в неузнаваемом дому
Я б позавидовал тому, кто пал в Трое.
И нас разносит, как во сне, чтоб растворить в голубизне.
Кричу: ты помнишь обо мне? Кричит: да.
Дмитрий Быков. Новая Одиссея
Пока Астреев сын Борей мотал меня среди зыбей,
Прислуга делалась грубей, жена седела.
Пока носился я по морю под названьем Эге-гей,—
Итака тоже сложа руки не сидела.
Богов безжалостных коря, мы обрывали якоря,
В сознанье путались моря, заря рдела,
Дичают земли без царей, и, помолясь у алтарей,
Она отправилась ко мне, а я к ней.
Теперь мужайся и терпи, мой край, сорвавшийся с цепи,
Мой остров каменный и малогабаритный.
Циклоп грозил тебе вдогон, швырял обломки лестригон,
Проплыл ты чудом между Сциллой и Харибдой,
Мой лук согнули чужаки, мой луг скосили мужики,
Служанки предали, и сын забыл вид мой,
Потом, накушавшись мурен, решил поднять страну с колен,
Потом, наслушавшись сирен, попал в плен.
Когда окончится война, нельзя вернуться ни хрена.
Жена и дочка вместо книг читают карту,
И мать взамен веретена берет штурвал, удивлена.
Не знаю, как там Менелай попал на Спарту,
Не знаю, как насчет Микен,— ведь мы не видимся ни с кем,—
Но мир, избавившись от схем, готов к старту.
Под Троей сбились времена: стационарная страна
И даже верная жена идёт на.
И вот нас носит по волне, то я к тебе, то ты ко мне,
Невольник дембеля и труженица тыла,
Твердела твердь, смердела смерть, не прекращалась круговерть,
А нас по-прежнему друг к другу не прибило.
Вот дым над отчею трубой, и море выглядит с тобой
Обрывком ткани голубой с куском мыла,—
И проплутавши десять лет, ты вовсе смылишься на нет,
А там и след сотрётся твой, и мой след.
В погожий полдень иногда, когда спокойная вода
Нам не препятствует сближаться вдвое-втрое,
Я вижу домик и стада, мне очень хочется туда,
Но что мне делать, господа, при новом строе?
Седой, не нужный никому, в неузнаваемом дому
Я б позавидовал тому, кто пал в Трое.
И нас разносит, как во сне, чтоб растворить в голубизне.
Кричу: ты помнишь обо мне? Кричит: да.