Михаил Юдовский. Всё было горько и красиво…

Всё было горько и красиво.
Писалась повесть площадей
похмельным трепетом курсива
перекосившихся дождей.

Пространство города пустело
от фонаря до фонаря,
и тот скрывал нагое тело
под власяницей ноября.

Кружилась тьма в протяжном свисте,
и в забытьи полухмельном
неслись оборванные листья
косматым рыжим табуном.

Прости мне мысли неблагие,
безлюдье улиц и дворов.
Я забываю ностальгию
ноябрьских темных вечеров.

Всё стало тихо и сурово.
Одетый в зимнюю броню,
под белоснежностью покрова
я наше время хороню.

Затянут холодом снаружи
щемящий осени разброд.
И лед сковал дыханье лужи,
зажав рукой ей влажный рот.

Забудем наше многословье,
оставим эту круговерть.
Нас ждет безмолвное зимовье,
напоминающее смерть.

Молитвы нежные допеты.
Подобно умершим богам,
деревьев голые скелеты,
чернея, бродят по снегам,

теней змеящуюся полость
освободив из западни.
И наша собственная голость
их обнаженности сродни.

Мы стали теми, кем хотели,
укрывшись снегом под конец
с татуировками метели
на алой мякоти сердец.

2 комментария для “Михаил Юдовский. Всё было горько и красиво…

  1. М.Ю.
    «..Я вытянусь, оскалившись, во фронт»
    * * *
    Я хотел бы не верить ни в горькую суть чужестранства,
    Ни в отечества дым с первозданной его наготой.
    Но повсюду меня, словно тень, настигает пространство,
    Суеверно, как пальцы, скрестив широту с долготой.

    В этой сетке запутаться просто. Но выбраться сложно.
    Разве только взлететь в небеса. Но и там пустота.
    Всё известное ложно. И всё неизвестное ложно.
    И в глухой окоем упирается жизни верста.

    Я, должно быть, привык, как тетрадь, перелистывать страны.
    Я открыт для всего, но с собою едва ли знаком.
    Наступившая ночь, наклонившись, залижет мне раны,
    Как закату-щенку почерневшим своим языком.

  2. Михаил Юдовский

    Всё было горько и красиво.
    Писалась повесть площадей
    похмельным трепетом курсива
    перекосившихся дождей.

    Пространство города пустело
    от фонаря до фонаря,
    и тот скрывал нагое тело
    под власяницей ноября.

    Кружилась тьма в протяжном свисте,
    и в забытьи полухмельном
    неслись оборванные листья
    косматым рыжим табуном.

    Прости мне мысли неблагие,
    безлюдье улиц и дворов.
    Я забываю ностальгию
    ноябрьских темных вечеров.

    Всё стало тихо и сурово.
    Одетый в зимнюю броню,
    под белоснежностью покрова
    я наше время хороню.

    Затянут холодом снаружи
    щемящий осени разброд.
    И лед сковал дыханье лужи,
    зажав рукой ей влажный рот.

    Забудем наше многословье,
    оставим эту круговерть.
    Нас ждет безмолвное зимовье,
    напоминающее смерть.

    Молитвы нежные допеты.
    Подобно умершим богам,
    деревьев голые скелеты,
    чернея, бродят по снегам,

    теней змеящуюся полость
    освободив из западни.
    И наша собственная голость
    их обнаженности сродни.

    Мы стали теми, кем хотели,
    укрывшись снегом под конец
    с татуировками метели
    на алой мякоти сердец.

Добавить комментарий