Автор: „Жертвоприношение Исаака“ – известнейшее полотно Рембрандта – развязка одного из самых драматичных моментов библейской истории: Ангел, посланный Богом, останавливает руку Авраама, готового принести в жертву своего сыны… Вердикт, выносимый „нормальным“ сознанием, прост: Авраам – слепой фанатик, готовый ради веры пожертвовать жизнью единственного сына! Вероятно, этим можно было бы и ограничиться, если бы в той же главе Вайера, не нашлось бы и нечто другое, также ошеломляющее. Послушаем слова, прозвучавшие задолго до жертвоприношения: „Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть есть пятьдесят праведников в этом городе? Неужели Ты погубишь, и не простишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? Неблагопристойно Тебе делать подобное, чтобы погубить праведного с нечестивым и чтобы праведный был, как нечестивый; неблагопристойно Тебе это! Неужели Судья всей земли не учинит правосудия?“ Сказанное принадлежат все тому же Аврааму, а обращены его слова… к Богу! Каков однако этот „фанатик“, упрекающий Всевышнего словами „неблагопристойно Тебе“! И что соединяет эти два, столь противоречащие друг другу, эпизода одной главы?
Здесь мы касаемся интереснейшей темы, которую можно назвать темой „Богоизбранничества“. Не в том смысле, как это обычно понимается – избрание Богом человека или народа. Напротив, избрание человеком Бога! Разве такое возможно, спросим мы? Да, возможно. Более того, в эпоху многобожия выбор покровителя и защитника среди сонма богов было делом обычным. „И я возвращусь в мире в дом отца моего, и будет Г-сподь мне Б-гом“ – скажет позднее внук Авраама Иаков на пути в Харан.
Авраам покинул землю своих предков вовсе не потому что был призван одним из богов, а потому что находил, в позвавшем его, то, что было для него наиважнейшим: он видел в нем источник всемирной справедливости! Бог, сотворивший человека, не мог быть холодным, бессмысленно жестоким, отстраненным…
„И не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов.“ – сказано было ему Всевышним. И Авраам, принявший новое имя и новую ответственность, любящий Бога всем существом своим, посчитал для себя невозможным молчать и произнес те самые, кажущиеся невероятными, слова…
… О том, что Содом и Гоморра были все же уничтожены Авраам должен был узнать по дыму, поднимавшемуся от того, места, где они прежде стояли. А вот о том, что в городах, кроме Лота, пытавшегося спасти ангелов от разъяренной толпы, и спасенного ими, нет ни одного праведника, Авраам не знал. Мы не слышим слов сомнения, которые он мог бы произнести: „Тот ли Он, не ошибся ли я?“ Мы не слышим этих слов, но можем о них догадываться… И вот, по прошествии многих лет, следует просьба о жертвоприношении сына. „..В Ицхаке наречется род тебе“ – обещано было однажды ему. Разве не должна была теперь просьба пожертвовать Исааком, убить вместе с сыном и веру отца?
То, о чем просят Авраама – принесение первенца в жертву, было широко распространено на Востоке. На это указывают археологические находки. Детей приносили в жертву, чтобы умилостивить и задобрить богов. Вероятно, тоже делали и предки Авраама. Но в том все и дело, что Авраам-человек уже не принадлежал жуткой архаике предков!
О чем думал он, поднимаясь вместе с сыном на гору Мориа? Выражали его слова, сказанные слугам перед восхождением, о том, что они поклонятся и вернутся, надежду? Нам даже близко не представить того, что творилось в душе Авраама.
Но мы можем сказать определенно: если бы рука Авраама не была удержана, библейская история закончилась бы тогда же, на горе Мориа,. Не было бы ни человека, ни веры!
Глубинный смысл происшедшего невозможно передать словами текста. Но о нем невозможно и не догадаться. Ответ Бога Аврааму ясен: „Ты сомневался. Ты думал, что я похож на всех остальных, но мне не нужна человеческая кровь!“
