Татьяна Хохрина. Воспоминания о пирожках

Замечательный Анатолий Головков написал сегодня чудесный пост о нас, больше вчерашних, чем сегодняшних, на фоне навсегда исчезнувших жареных пирожков у метро. А у меня эти пирожки, которых за студенческую жизнь у метро Бауманская съедена минимум годовая норма города Тула или Тверь и которые были фантастически вкусны особенно на морозе и после четырех пар, связано одно главное и очень яркое воспоминание. Если кто, это читая, закусывает, советую отложить или еду, или чтение.

Приквел моих воспоминаний таков. У метро Бауманская торговали пирожками с мясом. Почему-то — только с мясом. Торговали круглый год. Тележки хватало минут на пятнадцать-двадцать, главным образом потому что к метро Бауманская вели дороги студентов МВТУ, ВЮЗИ, МЭИ, не говоря уж о толпах работников других учреждений. Да и пирожки эти были что надо! Свежайшие, сочные, раскаленные — объеденье! А все потому, что выпекали их практически не отходя от метро, в невнятном заведении под названием кафе Яхта. Так что везти было буквально триста метров, остыть и заветриться пирожки не успевали и раскупались влет!

Все это происходило в поле зрения доблестных дежурных местной милиции, следивших за порядком у метро и тоже пирожками не брезгавших. Причем, многие из этих рядовых и сержантов были вечерниками названных институтов, чтоб после службы далеко не ехать. Вот один такой недоученный на юриста сержант каждую свою смену, жуя пирожки, от нечего делать стал подсчитывать, сколько примерно за рабочий день этих пирожков продается и соответственно выпекается и сколько на них примерно должно пойти мяса и прочих составляющих. Многократно пересчитанная цифра ошеломила!

Оказалось, что если в одной тележке примерно 500 пирожков, а в каждом хоть грамм 30 мяса, да эти 500 пирожков каждые 20 минут обновляются, т.е.три тележки в час, т.е. 1500 пирожков, а значит 45 кг мяса в час, а пирожками торгуют минимум часов 8 в день, то вырисовывается расход в 360 кг в день или 2,5 тонны мяса в неделю. Если учесть ту ситуацию с мясом, которую старые пионеры, вроде меня, хорошо помнят, то вообще-то на месте одноэтажного, вросшего в землю ресторана Яхта должен был красоваться мощный небоскреб-мясокомбинат, специализирующийся исключительно на пирожках, чего быть не могло, потому что быть не могло никогда.

Пытливый милиционер вспотел, почесал затылок и поделился открытием с начальником отделения милиции. Тот изумился, а потом возмутился: такая производительность и, понятное дело, такой доход, а с ним никто не делится! И организовал проверку ресторана Яхта. И, как говорилось в известном фильме, потянулась длинная цепь беззаконий….

Вот примерно на этом этапе в качестве адвоката заведующего производством ресторана Яхта возник мой тогдашний приятель и даже местами кавалер. И чтоб соединить приятное с полезным предложил мне составить ему компанию — сходить в ресторан Яхта, своими глазами пронаблюдать процесс пирогопечения под комментарии подзащитного, а потом в этом ресторане и поужинать. Возможно, даже очень неплохо и на халяву. Я тогда по молодости ресторанами была не избалована, а пироги эти обожала и вообще пожрать была не дура, да и покадриться тоже, так что понеслась в Яхту с радостным лаем. Увиденное там зрелище я не забуду до Судного Дня…

Пироги составляли, похоже, основную долю прибыли заведения, относились там к ним уважительно и отвели под их производство отдельное подвальное помещение. Работали там две смены по восемь человек. Все они словно сошли с гравюр Капричос Гойи: все, как один, были перемолоты судьбой почти до состояния ими же перерабатываемого сырья. Один был без руки, один — на протезах, трое хромых и два явных олигофрена. Руководила ими кривая на один глаз высоченная плосколицая старуха. Завпроизводством в эту преисподнюю даже не спускался, старуха поднималась к нему в ресторан за указаниями, с отчетом и за ключами от склада сырья. Но нам он сделал одолжение и провел экскурсию.

Все помещение было без окон, только с тремя дырками под потолком в стене на улицу для вытяжки, куда были вставлены вентиляторы и дико грохотали. Помещение было выложено страшным покоцанным кафелем, как в общественном туалете или морге, да и по запаху не сильно отличалось. Справа по обе стороны длиннющего железного стола стояли чаны с бродившим тестом, куда время от времени кривая старуха либо лопатой из мешка подсыпала муки, либо ковшом из ведра подливала какой-то сомнительной желтоватой бурды. На железном столе лепили пирожки.

Слева громоздились две огромные промышленные мясорубки типа бетономешалок, разбитые и разболтанные вконец. На выходе у них были цинковые детские ванны, куда и летела большая часть фарша. Меньшая разлеталась в разные стороны и ее совком с пола собирал однорукий и кидал в одну из ванн. В его же обязанности входило подвозить тележку с мясом (если это так можно назвать) к мясорубкам. Мы поняли, что это мясо, потому что это было не лук и не морковь, а что-то черно-красное, местами желтое, местами синее, местами вроде кожи, очень вонючее и очень много костей.

Старая техника не подводила. С ужасающим скрежетом и свистом она мгновенно превращала в однородное месиво все эти разноцветные продукты распада. Особенно крупные кости и толстая кожа мололись нехотя и их проталкивал синий от наколок инвалид палкой вроде гимнастической, только не отшлифованной. Палок этих у стены лежала целая поленница до потолка. Одна палка смалывалась в фарш примерно минуты за две. Думаю, это была самая экологически чистая и безвредная составляющая начинки. Периодически в мясорубки закидывались также лук и морковь, такие грязные, что точно нельзя было сказать, почищены они были или нет. Да это и неважно. Еще туда шел страшный желтый жир вроде мыла и что-то подсыпалось из ведра.

В торце помещения кипел адский котел с давно преобразовавшимся в олифу маслом. Там пирожки доводились до окончательной кондиции и здоровенной шумовкой закидывались в огромный контейнер, который и вставлялся в торговую тележку. Кривая старуха, командовавшая в основном матом и мычаньем, к нам отнеслась с уважением и неожиданно тонким ласковым голосом предложила пирожка с пылу, с жару…Я поняла, что в ближайшую минуту потеряю сознание и мы пулей выскочили из этой преисподней.

Ужинать в Яхте мы почему-то не стали, хотя подзащитный завпроизводством даже обиделся, долго хватали на улице ртом холодный и такой свежий, как показалось, воздух и потом рванули по домам — очень хотелось немедленно вымыться. Еще неделю мне потом казалось, что я воняю этой адской кухней.

Дело развития не получило и было закрыто за отсутствием состава преступления, нарушений в Яхте не нашли и она кормила пирожками еще не одно поколение студентов и просто прохожих. Да и я держалась с полгода, а потом, особенно проголодавшись, за компанию с сокурсниками вернулась в пирожковую очередь. Кстати, не помню, чтоб не то что кто-то травился, а даже чтоб изжога была! Так что, видно, до сих не все еще наука понимает в правильном питании! Я б сейчас пирожок махнула. А может, и два!

2 комментария для “Татьяна Хохрина. Воспоминания о пирожках

  1. Анатолий Головков. ГОВОРЯТ, В МОСКВЕ ПОШЕЛ СНЕГ

    Такой же как и в юности — когда охотились за пирожками ливерными.
    Пирожочниц знали по именам. А они – кто на что горазд! Одних война озлобила. Безмужичье. Пальцы, стертые в кровь при стирке на доске. Еще — запах хозмыла в коммуналке, рано улетевшее девичество.
    Эти торговки только при одном виде тебя, дрожащего, в жалком пальтеце, в ушанке солдатской без звезды, гнали прочь с отборною бранью. Из-за 4-5 копеек.
    Но другие, часто бездетные женщины, жалели пацанов, угощали просто так.
    Это было наше спасение от бурчания в животе.
    От ватного языка из-за папирос или махорки.
    От собачьего нюха — потому что не есть, а жрать, жрать хотелось всегда!
    Дух от пирожков на морозе – это нечто! Только завернул за угол – сразу духмян, аж ноздри сводит. Новослободская, Таганка, Парк Культуры, на рынках, у любого метро.
    Из чего их пекли? А черт-те знает!
    У нас во дворе у Нескучного, и на Шаболовке, пирожки ливерные звали орскими, старогородскими, да один хрен.
    Но мы не жертвы голода и не только охотники за пирожками орскими.
    Мы звезды послевоенные, ярче нас и не бывает. Понятно вам? Вот мы кто!
    Потому что светят лишь те, кто честен. У кого правда в душе. Хотя бы правда о себе.
    Кто еще на родительские дни за оградки голубые заглядывает, трАву подрать, водочки плеснуть в стакашок, своих вспомнить.
    Ну, посмейтесь над нами, что же вы…
    Мы – последние люди этой земли, той еще России, своей Москвы, своего Ленинграда, – и хоть в глазах скорби через край, больше в них все же интереса и удивления.
    До сих пор так верим, и надеемся, и стоим перед тележками ливерными.
    Вы ищете, кого снимать в кино?
    Да вот они мы.

  2. Татьяна Хохрина. Воспоминания о пирожках

    Замечательный Анатолий Головков написал сегодня чудесный пост о нас, больше вчерашних, чем сегодняшних, на фоне навсегда исчезнувших жареных пирожков у метро. А у меня эти пирожки, которых за студенческую жизнь у метро Бауманская съедена минимум годовая норма города Тула или Тверь и которые были фантастически вкусны особенно на морозе и после четырех пар, связано одно главное и очень яркое воспоминание. Если кто, это читая, закусывает, советую отложить или еду, или чтение.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий