Татьяна Хохрина. Танго

— Ну что, надо взять себя в руки, собраться как-то и делом заняться. Все-таки люди придут. В будний день, после работы, исключительно в знак уважения к Володе. Ну и мне сочувствуя…Но мои слезы они уже видели и вой наслушались, сегодня девять дней, положено помянуть усопшего, значит, теперь надо квартиру в порядок привести, да и себя заодно, стол приличный накрыть, чтоб у людей в памяти не только Володя остался человеком, но и я не размазней растрепанной, а достойной его вдовой.

Елена Гавриловна подошла к зеркалу, стянула с него старую штору, в тусклом отражении увидела свое осунувшееся лицо, опухшие глаза и всклокоченные волосы. — О, Господи! Страшная-то какая! Володя бы увидел — инфаркт получил! — В этот же момент она поняла дикость собственных мыслей: Володя, не увидев этой картины, все равно инфаркт как раз получил, поэтому-то она так и выглядит. Тупо глядя в зеркало, она заметила, что увеличенный Володин портрет, принесенный с прощания в его Министерстве и поставленный на подоконник, завалился, треснул по диагонали и казалось, что по родному, улыбающемуся , такому любимому лицу рубанули шашкой…У Елены Гавриловны опять задрожал подбородок и полились слезы.

Наревевшись, она все-таки заставила себя навести в квартире порядок, сготовить все, что любил Володя и чем славился их дом, красиво накрыть стол и забежать к соседке-парикмахерше, у которой делал укладку весь подъезд. Она даже подкрасилась и надела нарядное платье. Володя бы одобрил. Она вообще была совсем еще не старой и очень интересной женщиной, еще обращала на себя внимание незнакомых мужчин, Володе это очень нравилось, он ей гордился и считал красавицей. Тем более не надо его сейчас подводить!

К шести часам вечера начали приходить люди. Елена Гавриловна решила все организовать таким образом, что после похорон на поминки в ресторане собрала всех, и родню, и друзей, и коллег, а на девять дней домой позвала только ближайших сослуживцев, объяснив остальным, что одна большой прием опять уже не потянет. Поэтому сегодня она много народу не ждала, исключительно сотрудников Володиного отдела и пару человек из руководства, только еще ее старинный школьный приятель Слава Кулешов подъедет помочь ей с гостями, с бутылками и так, поддержать. Но он будет уместен, он сам когда-то в Министерстве этом работал, он Володю туда и привел, и продружил с ними всю жизнь. Точнее, всю Володину жизнь…

Вообще как все в жизни причудливо складывается, никогда ничего наперед не угадать! В школе у нее с Кулешовым был сумасшедший роман, какие только в ранней юности и бывают. Но родители с обеих сторон насмерть встали — рано жениться, надо учиться! И разбежались они в разные стороны. Лена в свой легкой промышленности, а Славик — в Горный. Лена через год сходу ненадолго замуж выскочила за преподавателя своего, Славка весь подъезд ее гадостями расписал, дверь поджог, потом рыдал и каялся. Потом чуть свадьбу не испортил — разбил кирпичом у свадебной машины лобовое стекло, пришлось в самый неподходящий момент такси ловить, что тогда было непросто. Потом опять в ногах валялся. Потом женился назло на актриске какой-то из театра Ермоловой, но все равно через день к ним один таскался. Потом Лена узнала, что детей у нее быть не может, а муж ее окучивает еще пару студенток. Тогда Славка утешать пришел, даже с женой развелся. Но Лена за него не вышла, потому что появился Володя…

Господи, сто лет прошло, а как вчера… После института Лена работала в патентной библиотеке. Там Володю и встретила. Он и перед своим внезапным уходом был хоть куда, а в те далекие времена совсем неотразим. Все тетки библиотечные шеи посворачивали. Но он сразу определился, прямиком к Лене направился. И даже романились они недолго, хотя у обоих был развод в анамнезе. Почти сразу жениться побежали, ясно было, что одной группы крови, что созданы друг для друга. Это всем в глаза бросалось, только реакции на это были разные. Кого умиляло, кого раздражало, а многие завидовали. Но Лене с Володей это не мешало. Жили душа в душу, отдыхать любили одинаково, еду любили одну и ту же, книжки одни читали, даже на танго вместе пошли, чтоб форму поддерживать. Так, рука в руке и на одном дыхании тридцать один год и протанцевали, ни разу не поссорившись и друг другу на ногу не наступив. И дальше бы так, только вот инфаркт внес коррективы…

Народу пришло, как Елена Гавриловна и планировала, немного, человек двенадцать. Все свои и Славик. Поэтому вечер получился задушевный, теплый. Пили-ели-разговаривали. Володю вспоминали. Как работал. Как ей про работу, а про нее — на работе рассказывал. Какой был теплый, честный, порядочный человек. Какой был верный, надежный во всем и для всех. Как любил ее. Как их парой восхищались и любовались все. Как инфаркт этот — как гром среди ясного неба. Как рано все случилось, несвоевременно и несправедливо. Ну и как принято: не забудем, навеки в сердцах, всегда с нами, можете рассчитывать, Елена Гавриловна…

Лена держалась почти до конца молодцом. Ухаживала, угощала, разговор поддерживала- не ныла, даже шуткам улыбалась и сама пару раз пошутила. Под конец только расклеилась, слезы потекли…Но люди уже собирались, в прихожей толпились, выпили опять же, так что немногие и заметили. Попрощались и Славка пошел их до метро проводить.

Лена сгребла все на кухню, кое-как затолкала в холодильник и в мойку, разбирать уже ни сил, ни желания не было. Нервы совсем сдали, ревела белугой… Такая тоска…Как же теперь жить? Ни родителей, ни детей, ни братьев-сестер…Даже собачонки нет. Ушел Володя и жизнь из дома с собой унес. Почему? За что? Зачем? Разве плохо ему было с ней тут? Кому она теперь нужна, ни старая — ни молодая, пустая внутри…Одна память осталась.

Лена села на калошницу в прихожей, словно собиралась сама вслед за Володей оставить этот опустевший дом. Слезы лились ручьем, смыв видимость спокойствия и выдержки, прическа повисла и в зеркале отражалась немолодая, несчастная, зареванная баба…Тут как раз Славка вернулся. Взял ее, как маленькую, за руку, в комнату повел. Давай, говорит, чай пить. Чайник согрел, налил две чашки, а сам как на шарнирах, ходуном ходит. А потом словно не выдержал и говорит: «Вот ты рыдаешь, воешь, вдова безутешная. А я по морозцу сослужопцев Володькиных дворами веду, на улице красота, все припорошено, как на открытке. И настроение у них, словно не с поминок, а с новогоднего огонька идут, сыты-пьяны и довольны. И Чечулин, начальник главка Вовкина говорит:»Какая Елена Гавриловна женщина необыкновенная! И красавица, и умница, и хозяйка отменная! Квартира прямо как бонбоньерка! Даже не пойму, что Владимир от нее пятнадцать лет к этой ходил, как ее, из канцелярии, к Надьке?! Говорили, даже ребеночек вроде у них есть. Как можно от такой женщины , как Елена Гавриловна, к кому-то еще бегать — в голове не укладывается!» И эти все закивали, засоглашались…А ты слезами захлебываешься, считаешь, что жизнь закончилась! Хотя, может, она только начинается! А покойник твой незабвенный — обычный кобель!

Лена сначала даже не поняла, о чем вообще Слава говорил. Потом ей показалось, что пол с потолком наперегонки пытаются местами поменяться. И что в открытую для свежести форточку вылетел не только сигаретный дым, а весь воздух, который был в квартире. И нечем стало дышать…Как же так, как же так, как же так…Какая еще Надька, канцелярия, ребенок… Какая-то дешевая, пошлая чушь! Кто это придумал?! Представляю, как бы Володька смеялся! Но какой-то мерзкий, гадкий голосок зашептал ей в оба уха: «А почему чушь?! Ты что ли первая такая? Или мало ты таких историй вокруг себя видишь-знаешь? Чем ты лучше-то или Володя твой? А ты уверена, что все эти рыбалки-охоты, двухдневные командировки, инспекции без связи и поздние приходы — это не Надька, или как ее там?! А курточка детская, что он из Дании привез, сказал — сослуживец просил? А билеты на елку принесли, когда его дома не было, тоже вроде для кого-то? А в больнице две недели якобы с карантином для посетителей? Так ты дура! Ты дура, дура, дура! Посмешище! Вот над чем плакать надо…

Славка пошел на кухню, нашел валокордину, накапал ей. Чаем опять отпаивал. По голове гладил, как маленькую. шептал чего-то, успокаивал, уговаривал, укачивал. Но бесполезно — конца ее горю не было и быть не могло. Рухнула несущая конструкция…

А начальник главка Министерства Чечулин приехал домой, тоже с женой сел чай пить и рассказывать. Какой замечательный был человек Владимир, работник бесценный, труженик, человек порядочный и семьянин, каких мало! А вдова — та еще штучка. Девять дней всего прошло, а она нарядная, в макияже и прическе и мужичок какой-то уже рядом трется! Какие вы все-таки, бабы, паскудный народ!

© Татьяна Хохрина