Татьяна Хохрина. Такая темная, сырая, беззвездная ночь!

Такая темная, сырая, беззвездная ночь! Поздно, улицы пусты и даже не слышно шороха шин. Совсем нет ощущения ни лета, ни дачи, ни вообще живой жизни. Давным-давно, когда заборы были низкими и редкими, у каждых вторых ворот лежали бревна, чужие горящие на террасах абажуры были издалека видны, как огни маяков, а в тишине летней ночи смешивались в сводный хор лай собак, семейные споры, колыбельные и детский плач, заезженные пластинки и звуки поцелуев, жизнь была явственней и очевидней. Необеспеченная приватность позволяла ускользнуть в общее пространство свидетельствам любви, ненависти, смеха, обид и простым вещественным признакам существования. Из труб тянулся дымок, дотлевали угли костров, пели петли калиток и улицу заполняла смесь запахов вчерашнего борща, малосольных огурцов и остывающего варенья, отчего хотелось скорее пробежать по скрипучим ступенькам и нырнуть в тепло дома, где ждут тебя все эти незамысловатые яства, вкуснее которых в жизни ничего никогда не будет.

— Софья Моисеевна, вы в этом году смородину уже делали? — Ай, Вера Петровна, честно говоря, даже желания нет. Стоит потом до следующего лета, едят, словно одолжение делают, спасибо не услышишь…А ведь ее надо собрать, промыть-посушить, колотиться с ней и с банками три дня, чтоб потом еще уговаривать. Так что я решила в этом году не делать. Хотите — приходите с внучками, соберите себе сколько хотите, только буду рада.

— Роз Ефимн, сахар есть у вас?? Жорка забыл купить, а я уж и банки простерилизовала, и ягоды готовы, все руки этим чертовым крыжовником изодрала! Но Жорка же о нем только, когда ест, вспоминает! А так три раза напомни — все мимо ушей. Так одолжите мне килограммчика три хотя бы, чтоб намытые ягоды не пропали? Кстати, хотите, я крыжовником и с вами поделюсь? Нет, не надо в обмен, просто возьмите, а сахар я вам послезавтра из Москвы привезу.

— Афанасий Гаврилыч, огурцы у вас есть в этом году? У нас что-то совсем беда, и было то — чуть, и все кривые и горькие. Думаете, дожди? Ай, я знаю?! В тот год была жара и было то же самое, так говорили — от жары, как теперь от дождя. Но я все же 20 баночек закрыла! Нет, ну а как без этого?! Купила у Фени-коровницы, у нее чудесные огурчики! Нет, я без уксуса, я с лимонной кислотой. Мои уксус не переносят. Ну к чему это «Какие баре»?! Не баре, а просто не любим уксус. Никому я свои рецепты не навязываю! Просто сказала. Да как хотите, так и делайте, хоть один уксус пейте, злее все равно уже не станете! Слово невозможно сказать!

Зой, яблоки нужны? Забери, ради Христа! Деваться от них некуда! Да накрутили уже, и варенья наварили, и компотов, и повидла, а им конца-края нет…Возьмешь? Ну слава Богу! Прямо завтра приходите с Костей и сколько унесете — все ваши!

С раннего утра по Республиканской улице полз головокружительные сладкий дух и облака казались пенками от варенья. Бабушка, как большинство соседок, священнодействовала на открытой настежь терраске. На огромном овальном столе сияли грядущими новогодними огнями бесчисленные банки и баночки и в этой малаховской кунсткамере таились не бледные уроды, а дары сада всех цветов радуги. Господи, сейчас пирог спечешь: тесто покупное, джем покупной, орехи чищенные, крем в порошке. И гордишься, а все охают! А бабушка, измученными своими, натруженными руками накалывала крохотные китайские яблочки, в освобожденные от косточек вишни вкладывала абрикосовые ядрышки, а на плитке уже побулькивал изумрудный сироп на вишневых листьях для царского варенья. И никто не вешал медаль на грудь, это были обычные рядовые солдатки кухни…

Я недавно пришла к заключению, что главным отличием той малаховской жизни от сегодняшней явилась не высота и непроницаемость бетонных заборов и кирпичных особняков, не исчезновение с улиц одновременно детского гомона и стрекота кузнечиков или гудения стрекоз и майских жуков, не замена тропинок на асфальтовые ленты, а велосипедов на автомобили. Это тоже произошло, но какие-то признаки той дачной жизни сохранились. Зато начисто исчезли малаховские старухи, наши тетки и бабушки. Они тащили на себе все немудрящее дачное хозяйство, следили за нами, кормили всех вступивших на порог, добывали эту еду в очередях и на грядках, успевали еще узнать все новости и помочь друг другу, а главное — считали, что это и есть смысл их жизни, и не только не жаловались на него, но, напротив, упивались им, становясь символом своего дома, своего места и своего времени.

Понятное дело, что и сейчас семьи представлены во всем поколенческом многообразии. Но то время, когда варилось варенье и солились огурцы сейчас проходит в борьбе за независимость друг от друга, за право быть вечно молодыми, страшно деловыми, востребованными не на вульгарном домашнем фронте, а в «сфэрах». Бабушки не разрешают, чтоб их называли бабушками, вопрос маникюра и эпиляции превалирует над задачей мариновать и квасить, а широта интересов уводит далеко за пределы дачного участка. На самом деле это, конечно, прекрасно, что слово «бабушка» заслонено словом «женщина», что этих красивых, моложавых, модных и высокообразованных дам бабушкой и не назовешь. Живут все отдельно, как нынче принято говорить «полноценной и насыщенной жизнью», а она шуток не любит и не либеральничает. Какие уж тут бабушки! Их время ушло.

Я не люблю сладкое. Варенье терпеть не могу. И в детстве не сильно жаловала. Да и вредно это. Если бы не память. Которая при словах «детство», «каникулы», «Малаховка» выдает один общий синоним «бабушка» и голова начинает кружиться от неповторимого и такого желанного запаха блюдца с пенками.

© Татьяна Хохрина