Жаркое лето 2019-го

В одном из своих интервью режиссер Михалков назвал стихийные бедствия в США «божьей карой».
Его слова не могут не вспомниться сегодня. И не потому что горит тайга на пространстве измеряемом миллионами гектаров (по вчерашним данным российского отделения Гринпис речь идет уже около 4 миллионах), и не потому что Тулун (в котором когда-то бывал) вновь готовится к наводнению. У меня нет желания посмеяться над Михалковым. Злорадство отсутствует „по определению“: для жившего в Сибири немыслимы подобные чувства. Что до таежного бедствия, то умирают там не только деревья. Вместе с ними в огне гибнут звери, птицы, насекомые… Казалось бы все должно быть брошено на их спасение… Но власти, хозяйничающие в России, заявили, что денег на это нет. (Денег нет, тайга, но ты держись! Может ветер переменится…) На фоне недавних речей Путина, беспокоящегося о судьбе западноевропейских червячков, коих он готов „защитить“ трубой с углеводородами, заявление властей воспринимается как издевательство. А посему, вспоминая об огромных золотовалютных резервах России, мне хотелось бы спросить у Бесогона-Михалкова: быть может власть страны, не находящая средств ни для помощи людям пережившим наводнение, ни для борьбы с экологической катастрофой, и есть Божье наказание?
Видно, что так. Ведь если Бог хочет наказать, то он лишает разума. А отсутствие последнего было замечено не только в Сибири, но и в Москве, где в эти дни дубинками „тушили“ мирную демонстрацию, протестующую против отказа людям в их конституционных правах. И тут уж средств и сил не пожалели. Того и другого было хоть отбавляй!
На первый взгляд события в Москве и сибирскую трагедию ничего не связывает. Но лишь на первый. На самом же деле оба события указывают на сущность российской власти, которую, по большому счету, интересует не страна, не люди, не природа, а она сама – ее собственное выживание и благополучие.
Власть „окопалась“, выставив по периметру „частокол“ из нужных ей законов, интерпретаций законов и армии подавления, суммарная численность которой (без ОМОНа!) превышает штатный состав армии России.
Вот, что говорил несколько дней назад бывший мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман: „У нас были выборы. И наших кандидатов не допускают. Возмущаться мы не можем, потому что если мы возмущаемся в соцсетях, то возбуждают уголовные дела за неуважение к власти… Если мы начинаем возмущаться и выходить на улицу, то нам не разрешают выходить на улицу. Против нас выпускают полицию, омон, росгвардию… Росгвардия бьет людей, а люди не могут сопротивляться, не имеют права. Им нельзя сопротивляться, потому что их будут сажать сразу же… Так ведут себя только на оккупированных территориях…“
Твен заметил когда-то: “История никогда не повторяется, но она часто рифмуется”. Это правда. Она „рифмуется“ смыслово, образно, лексически. Где-то мы уже слышали слова об оккупированных территориях. Ах, да: „Государство расположилось в России, как оккупационная армия. Мы не ощущаем государство частью себя, частью общества. Государство и общество ведут войну. Государство карательную, а общество партизанскую». — Александр Герцен.
Куда идет страна, лидер которой недавно опустился на дно Финского залива?… Очень уж напрашивающимися кажутся ассоциации…