Библиотека как часть нашей жизни

Когда меня попросили написать заметку о библиотеке нашего Бейт-оле (Дома репатриантов — в конкретном переводе), я стала отнекиваться: а зачем? В рекламе она не нуждается, известно, что ее книжный фонд самый большой в Хайфе, да и поток читателей вроде бы не иссякает.
Но потом подумала: а ведь правда, библиотека всегда была частью нашей жизни. И притом с самого раннего детства. Я даже помню, как звали мою первую библиотекаршу — Дора Соломоновна. И свою первую книжку, взятую из библиотеки – «Мишкины соседи».
Мой брат стал ходить в библиотеку в 6 лет. Я же поздно научилась читать. Как мама рассказывала, когда она читала моему брату книжку и звала меня, то я отвечала (из-за ширмы, где играла в куклы): «мне и отсюда слышно». Но вот подошло время записывать меня в школу, и тут я почему-то очень испугалась, запаниковала, что меня в школу не примут, т.к. «я читать не умею». Помню, как я с ревом (норов тОт еще был!) спрашивала у брата, показывая на букву «рэ»: это какая буква? И продолжая реветь: а эта-а-а? Так что, когда пошла в школу, читать я уже умела.
И, конечно, я стала ходить в районную библиотеку. Мы приходили в библиотеку заранее и стояли организованно друг за дружкой, как было заведено, поднимаясь вверх по ступенькам и стараясь не шуметь(хотя все равно мальчишки шумели и баловались), т.к. библиотека была на первом этаже большого «сталинского» дома. Когда она открывалась, мы чинно рассаживались там на стульях, мальчишки снимали шапки. Сидели, тихо переговариваясь, спрашивая, кто что читал. Помню, один мальчишка попросил у меня показать книжку (это были как раз «Мишкины соседи»), но я только ее сильнее прижала к себе и не дала. Моя первая книжка была большого формата, с картинками на целую страницу, под которыми было всего несколько слов.
Доре Соломоновне приходилось на работе не легко. Она прихрамывала, на одной ноге у нее был большой ортопедический ботинок. Но какой улыбкой озарялось ее лицо, когда она нас встречала, сколько в ней было радушия, душевной теплоты и внутреннего обаяния! Поэтому неудивительно, что мы к ней все тянулись, хотя у нее была напарница, и они работали вдвоем.
Тогда открытого доступа к книгам не было, и Дора Соломоновна ходила все время между стеллажами, выбирая книги и спрашивая: это читал? а это?
Иной читатель, как правило, это оказывался какой-нибудь «очкарик», на эти вопросы отвечал, как заведенный: читал, читал, читал… Это заставляло Дору Соломоновну снова и снова обходить стеллажи, чтобы найти книгу, которую он не читал. А я ему завидовала, я бы тоже так хотела отвечать — на зависть всем другим. И невдомек было мне, с каким трудом давался каждый шаг Доре Соломоновне.
Сейчас, по прошествии стольких лет, думаешь, что надо быть настоящим подвижником, чтобы там работать! Ведь зарплата у библиотекаря была такая, которой хватало только на то, чтобы не умереть с голода.
А у нас поход в библиотеку связывался с настроением радостного ожидания и настоящего праздника, когда тебе выдавали интересную книжку, и ты с ней бежала домой, чтоб скорее сесть ее читать. И это запомнилось на всю жизнь.
Наверное, с того времени книга для меня является тем, чем для организма является необходимый ингредиент в обмене веществ.
После этой детской библиотеки были другие(вот он импринтинг – «эффект первого впечатления» или «реакция следования», которая наблюдается у цыплят, утят, гусят и у некоторых парнокопытных – ВИКИ). Было время, когда не проходило дня, чтобы я не ездила в Ленинку. И опять в силу этого импринтинга — впечатывания первого образа – в каждом библиотекаре мной угадывалась Дора Соломоновна.
Когда я стала заниматься наукой, то стала ходить в Медицинскую библиотеку, недавно построенную. Это было шикарное здание в модерном стиле. И там царила какая-то особая атмосфера – мы все были люди «одной крови».
Но вот наступила перестройка. По всему было видно, что грядут большие перемены. И они грянули. Когда я однажды пришла в Медицинскую библиотеку, то сначала ничего не поняла, увидев в фойе разложенные на всех свободных поверхностях женские лифчики, комплекты мужских трусов и носков. В душе у меня что-то оборвалось. Было чувство, что пришел конец тому, чему «поклонялась». Образовалась пустота.
Я не представляла себе, что такое возможно. Потом уже стали привычными слова «хозрасчет», «рента», «сдача помещения в аренду». Перемены коснулись всей жизни и прежде всего – не внешней ее стороны. Главная перемена произошла в сознании людей, и это была отнюдь не положительная перемена, как задумывалось и как этого бы хотелось устроителям.
В 2000-м году мы с сыном репатриировались в Израиль. Когда я стала ходить в ульпан, сразу же записалась в библиотеку, благо это было в одном здании. И с тех пор все время туда хожу.
И в этом немалая заслуга библиотекаря Елены Горелик, которую все любят. Библиотека – ее гордость, и это чувствуется во всем: в том радующем глаз эстетическом убранстве и оформлении книжных залов, в ее трепетном отношении к книгам, их выборе, который говорит о хорошем литературном вкусе и знании литературы (Елена Горелик – филолог по образованию).
Но вот мы и подошли вплотную к такой болезненной и актуальной теме, как будущее бумажной книги. Когда приходишь в библиотеку, то еще в преддверии ее, в коридоре видишь на столах книги, среди которых попадаются очень интересные, за которыми раньше в библиотеке в очередь записывались. Их приносят за ненадобностью. Или сложенные около мусорных контейнеров целые собрания сочинений русских и зарубежных классиков. К этому наше старшее поколение оказалось не готово. Но ход времени неотвратим. Появилась цифровая технология, которая повлекла за собой споры по поводу того, что предпочтительней: книга бумажная или ее электронный вариант.
Вот что пишет Ольга Балла-Гертман в своем эссе «Дикоросль» http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer5/balla/
«Электронные тексты, конечно, мнятся более умозрительными (чем бумажные) ― но тем самым и более самоценными, более независимыми от собственного соматического облика, от обаяния телесности ― и от нашей воплощённой памяти, которая непременно в этот облик въедается и мнит себя от него неотделимой. ― Прочитанная же книга «во плоти» ― слишком кусок биографии: у неё ― запахи, фактура обложки и бумаги, физиогномически-характерный шрифт… ― да всё это ещё и умудряется, как фотография какая-нибудь, не меняться с годами: сунешь руку в шкаф ― обожжёшься о собственные 14, 20, 25 лет… А электронный текст-умница оставляет человека свободным (ну, чуть более свободным). Он, сиюминутный, в большей степени позволяет достраивать его воображением ― в каждое время жизни разным».
Многое в этом отвечает и моим мыслям, и не только моим. Так, наверное, многие думают, раздираемые в душе этими противоречивыми чувствами. Время идет, и бумажная книга все больше вытесняется и заменяется на ее электронный вариант.
На этом фоне библиотека – это маленький остров в океане цифровой технологии. Но, как всякий остров, он манит и притягивает к себе.