Татьяна Хохрина. День рождения

Мама, а я считаю — надо справить! Пока есть силы и повод — надо позвать людей, накрыть стол, повидаться. Мы так редко стали гостей принимать, даже не пойму, почему?! А что тебя останавливает? Ты же так всегда любила народ собрать! Что тебя смущает? Странно и обидно как-то…

Лиля всё говорила, говорила, что-то доказывала, сама с собой спорила и Евгения Самойловна даже не пыталась остановить этот поток. Когда тебе под восемьдесят и ты не живешь одна, ты ничего не решаешь, ты просто плывешь по течению. Хотя и это не спасает тебя от недовольства и раздражения домочадцев. Женя все чаще вспоминала, как приятель ее юности, очень долго не женившийся, на недоуменные вопросы окружающих отвечал:»Не надо браться за долгострой. Надо поздно жениться, еще позже родить детей, успеть только их подрастить до начальной самостоятельности и оставить с Богом, не мозоля глаза…». Евгения Самойловна все чаще теперь думала, что он-таки был прав и она, когда-то поспешив выскочить замуж и родить детей, здорово засиделась у них под носом.

— Мне кажется, мам, что ты просто кокетничаешь. Или капризничаешь. Тебе хочется, чтоб мы тебя уговаривали, убеждали, доказывали, как ты заслуживаешь праздника! Ты с самого начала знаешь, что будешь отмечать точно так же, как и каждый год, этот всенародный праздник — твой день рождения, но ты же не можешь просто спокойно обсудить, в какой день кого позвать и чем угостить! Ты же должна душу вынуть и кишки узлом завязать! 

Лиля уже перешла в атаку и выкрикивала всю эту чушь матери в спину визгливым неприятным голосом. Женя явственно услышала, как через час Лиля будет звонить брату из своей спальни и раздраженным шепотом, передергивая каждую фразу, жаловаться на женину неблагодарность и к старости испортившийся окончательно характер, а Аркашка, выпихивая одну девицу, чтоб успеть к другой, будет торопливо утешать сестру, стараясь быстрее свернуть совершенно неинтересный ему разговор.

— Лилечка, мне просто не хочется создавать вам лишние неудобства и хлопоты, толкать на пустые расходы, вынуждать выслушивать нудных старух, словом, короче — усложнять вам жизнь!

— Ой, не юродствуй только ради бога! Когда по пять раз в году здесь табором стоит бобруйская родня, ты не очень обеспокоена нашими неудобствами! Или когда сестрица твоя полоумная по месяцу бродила в ночной рубашке с утра до вечера и рассказывала одни и те же майсы! Это тебя почему-то не смущало! А один раз на четыре часа собрать нормальных людей за красивым столом, поговорить, освежить отношения, может, между прочим, и для семьи сделать что-то полезное, так это для тебя трудное решение, видите ли! Никогда не думала, что к старости ты станет ханжой!

Аааа, вот в чем дело…Состав гостей утверждать будут они. Видно, кого-то надо принять под большое декольте. Будут удивлять хэнд-мейдом и мамашу Евгению Самойловну демонстрировать, как говорящую собачку. Если полезный гость будет либеральный гуманитарий, на аперитив подадут ее сиротское детство и десять лет лагерей. А если важный нужник будет из технократов-консерваторов, то дижестивом будет почетное вдовство зампреда Госснаба. Видимо, зятю приперло, а тут и повод подворачивается! А про бобруйскую родню, приютившую Женю после лагерей, когда она на пушечный выстрел не то что к Москве, а и к Воронежу приблизиться не могла, объяснять бесполезно, хотя Лилька с Аркашей там именно и родились. Как и про несчастную сестру Симу, ребенком три года просидевшую в соседском погребе вместо каникул у бабушки, потому что бабушка с дедом лежали во рву, для них погреба не нашлось. Тоже, наверное, зажились и всех раздражали. Тем более — немцев. Если своим детям надо все это объяснять, то в принципе можно не напрягаться и не объяснять. Ладно, что месить одну и ту же глину…

Начиная со среды, Евгения Самойловна начала стаскивать домой сырьё для будущего пира, а в пятницу встала к мартену. Народу должно было быть много, благо квартира позволяла, и надо было не просто угостить, но еще и удивить. И Женя, забыв болячки, фаршировала рыбу, варила холодец из петуха, щедро крошила крабы в оливье, стряпала давно забытые еврейские и украинские блюда, ночью пекла пирожки и торт.

Сумасшедшие запахи будоражили весь подъезд, а домашние норовили все время что-то спереть и надо было успевать не только готовить, но и караулить. Наконец, в воскресенье случился сам прием. Главным гостем был глава компании, где работал зять, и от которого зависело, станет ли зять его партнером или так и останется наемником. Главный гость пришел с женой последнего призыва, у которой хотелось проверить паспорт на предмет совершеннолетия, попросить справку об отсутствии умственной отсталости и разобрать ее на части, как трансформер. С ними был младенец с няней и собачка. Поэтому главную женину подругу — старую доберманиху Чару, терпеливо ждавшую поощрения от гостей, пришлось запереть в комнате, хотя она и не думала посягать на чужую шавку и от обиды завывала в узилище.

С небольшим опозданием приехал сынок Аркаша с новой барышней, похожей с шефской женой, как однояйцевые близнецы. Они радостно признали друг друга, зашлепали поддутыми губами, как гуппи в аквариуме, и защебетали на птичьем языке. Это было очень кстати, позволило мужикам обсудить деловые вопросы, так что на Евгению Самойловну никто не отвлекался, она металась между столовой и кухней, поднося и освежая, поэтому неудивительно, что в какой-то момент нянька начальникова отпрыска, приняв ее за кухарку, сделала ей замечание по поводу несоответствия десертных ножей и вилок и строго велела завернуть пирожков водителю. Наконец был подан десерт, он прошел на ура, шефская жена отправила няню с наследником домой, сама понеслась с Аркашкой и своим клоном в ночной клуб, а зять с шефом курили на лоджии сигары. Лилька выскочила на кухню, где Женя домывала посуду, схватила пирожок, плюхнулась на диванчик и сказала:»Видишь, как было чудесно?! А тебя еще и уговаривать пришлось! Последи за собой, а то ты становишься противная и несговорчивая, как старуха! А ведь можешь быть человеком!».

Когда все утихомирились, разошлись и улеглись, Евгения Самойловна кликнула Чару, открыла окно, зажгла свечку и колеблющиеся тени заполнили кухню настоящими гостями. Тут всем нашлось место. И расстрелянным родителям, и убитым деду с бабкой, и бобруйской родне, и покойному мужу, и чокнутой Симе, и жениным товаркам по камере и по бараку. Этим гостям ничего не надо было подавать и ничего не надо было объяснять. С ними просто было так хорошо, что не хотелось расставаться. Но уже поздно. Завтра в 8 надо накрывать завтрак. Женя выпила рюмку водки, проводила в темноту своих особых гостей и погасила свечку.

И правда, зря она отказывалась праздновать. Отличный вышел день рождения!