Автор: После окончания в 1951 году Киевского горностроительного техникума я был направлен на шахту в городе Коростышев на должность горного мастера. В этой должности я сменил шахтера, не имеющего никакого образования, но он оставался работать в забое. В процессе совместной работы он постоянно пытался, при любой возможности, как-то пакостить мне. Доходило иногда до того, что при случае, когда все рабочие на какое-то время оказывались отвлеченными от работы, имитировал голосом аврал, якобы сейчас произойдет обрушение кровли, а сам быстро убегал. Но эти номера у него не проходили. На то время, окончив техникум, я уже был вооружен какими-то знаниями по добыче угля в разных условиях вообще и о работе кровли в частности, и уже имел опыт работы в забое на шахте Южного Сахалина. И инициатива моего доброжелателя, унизить меня в глазах шахтеров, не удалась. Когда он, убегая, имитировал аварийное состояние, я с остальными рабочими оставался на месте, а он оказывался в дурацком положении. В итоге по моему рапорту его перевели в другую смену. Постепенно, со всеми рабочими у меня сложились хорошие отношения. Ранее шахта постоянно не выполняла план. Мне было не понятно, почему так происходит? С технической стороны все было так построено, чтобы план свободно можно было выполнить, работа в забое в человеческий рост, и никаких помех, а план не давали. Разобравшись в тонкостях работы именно на этой шахте, понял, где зарыта собака. Шахтерам, просто не давали возможности зарабатывать деньги, а они в ответ работали не напрягаясь. Мне пришлось приложить много усилий, и убедить всех, что если они выполнят и перевыполнят план, получат соответствующую зарплату, и они мне поверили. Вообще, было не только смешно, но и грустно, когда увидел ведомость получения денег рабочими, работающими под землей, а именно ̶ 600-800 рублей. И вот, в первый же месяц, когда был выполнен план, то есть не 80% как ранее, а 100%, шахтеры получили кто как, но не менее 1500-2000 рублей, я со своей сменой стал постоянно перевыполнять план по добыче угля и по проходке, нарезая новые лавы. Самое странным было, когда меня вызывал к себе директор шахты, ругаясь вплоть до матерных слов, мол, зачем я даю такой процент по добыче? Не знаю, кем он был в действительности, но в моих глазах явный недруг в работе.
Попав на шахту в Коростышев, какое-то время проживал в доме моего товарища, с которым мы вместе учились, но он получил назначение в Кузбасский угольный бассейн, а я остался в его месте проживания. Его младший брат служил в Германии, и в один из приездов домой в отпуск, купил для себя мотоцикл, а мне разрешил им пользоваться. В то время шахта работала в три смены по 8 часов и по месяцу в каждой. Часто, когда я был в третьей смене, то есть с 12 ночи и до 8 утра, накануне часто мог поехать в Киев на мотоцикле (это около 100 км). В одну из таких поездок возвращался прямо на смену в 12 ночи. В этот момент шла очередная подписка на заем, и шахтеры отказывались подписываться на этот заем, а их не пускали к стволу шахты, чтобы спуститься на свои рабочие места. Все руководство шахты, столкнувшись с таким отказом, собственно, ничего не могли поделать. Когда я появился, они с удовольствием все эти заботы передали мне. А я, конечно, был ошарашен такой ситуацией, считая, что все должны уже быть на своих рабочих местах, а их не пустили к работе. Я стал обяснять им важность этого мероприятия, но главное, я воспользовался разъяснением по этому вопросу, сказал, что можно подписаться на пол зарплаты, и с этим все согласились. Подписались, и приступили к работе. Наладили работу в своей смене на всех участках, и выполняя постоянно план более 100%, получили возможность получать достойную зарплату и инженерно-техническому персоналу. У меня оклад был 1500 рублей. В то время, выполнив план на 100% и более, можно было получить 2,25 своего оклада. Но здесь надо было выполнить план не только в количественном отношении, но соблюсти все нормы по качеству угля, как зольность и др. И здесь, это имело особое значение, так как наш уголь подавался на брикетную фабрику (брикеты заворачивались в пергаментную бумагу и отправлялись на экспорт). Эти брикеты продавались в обычных магазинах многих стран. Поэтому к качеству угля относились очень серьезно. Начальником технического контроля была женщина–грузинка, очень жесткая в оценке нашего угля. И от такой оценки зависело получение достойной зарплаты. Мы старались обеспечить хорошее качество угля: рабочие, стоящие вдоль главной транспортерной ленты, куда поступал уголь со всех забоев, должны были выбрасывать все, не связанное с углем. Но ОТК находило какие-то помехи, и получить достойную зарплату не удавалось. Только единожды все же получил. Мне кто-то посоветовал, познакомиться с ней лично. Поначалу не хотелось этого делать. Но в конечном итоге, поднявшись как-то после смены на гора, пришел к ней, то есть к начальнику ОТК Циале Цинцадзе. Мне показалось, она была рада нашему знакомству, и, чувствовалось, что она этого ждала уже давно… Мы стали жить вместе, тем более, что нам в общежитии выделили по комнате, которые находились напротив друг друга. В начале нашего совместного проживания я в каком-то романтическом состоянии предложил узаконить наши отношения, но она мне объяснила, что по их законам это сделать нельзя. Хорошо, мы решили продолжать жить как живем сейчас. По прошествии какого-то времени к ней в гости приехала мама и ее подруга. Она познакомила меня с ними, и, возможно, под влиянием какого-то разговора с ними, уже сама предложила мне жениться на ней. Я ей напомнил, что только совсем недавно она объясняла мне, что это невозможно, а сейчас заявляет, что ей наплевать на этот закон. Она предположила, что, если мы все же поженимся, можем уволиться и переехать в Грузию, где тоже имеются угольные месторождения в Тквибули и Ткварчели, а там все руководство ̶ ее родственники. Она уже созванивалась с ними, и они гарантировали мне работу главного инженера на одном из объектов. Но в это время у меня самого изменились планы и желание оставаться на этой шахте, так как появилась возможность поступить в горный институт. Пришлось от предложения Циалы отказаться и свой образ жизни поменять, но это уже другая история. В молодости решения принимаешь быстро. С этой шахты я уволился и переехал в Киев. При увольнении получил характеристику, где было указано, что могу работать директором на небольшой шахте. Циала несколько раз приезжала в Киев. Мы встречались с ней, она пыталась как-то склеить наши отношения, рисуя наше светлое будущее. Но не сложилось… Кстати, поступить в горный мне так и не довелось по независящим от меня причинам. С работой в угольной промышленности пришлось расстаться, и жизнь пошла совсем в другом направлении. И все-таки вот этот опыт работы на шахтах был мне интересен, часто о нем вспоминаю, перебираю в голове, что знал, что умел.
Не могу похвастаться, что работал на многих шахтах, но имею представление работы непосредственно в забое, например, на Сахалине, где добывался каменный уголь взрывным способом, находящийся на глубине более 100 метров, и мощность слоя угля более 1,5 метра. На Донбассе, в Чистяково, опускался в шахту, где работал директором мой брат, но в качестве наблюдателя. Здесь вообще уголь залегал на больших глубинах от четырехсот метров и более, мощность слоя менее одного метра, и уголь добывался отбойными молотками. И здесь выработанное пространство не крепилось. Совсем по-другому велись работы в Коростышеве на бурых углях. Залегание угля от поверхности было неглубоким, около 30 метров, а мощность угля около 2-х метров. Просто обычным кайлом велась добыча. Здесь, выше слоя угля залегали осадочные породы и пески Киевского яруса. Велось крепление стойками через каждые 1,2 метра, а в кровлю забивался так называемый двойной посад досками толщиной 40мм. Даже при таком креплении, песок иногда прорывался через такое мощное крепление, истекая как вода, создавая аварийную ситуацию. Нельзя было оставлять выработанное пространство от угля, находящееся близко от поверзности в таком состоянии, кровлю надо было посадить, чтобы на самой поверхности внезапно не образовались большие трещины. Это была очень ответственная и опасная работа, и для ее выполнения существовала специальная группа посадчиков. Мне довелось как-то поучаствовать в такой работе, и в памяти это осталось до сегодняшнего дня. Постепенно выбивали стойки, конечно, зная какие надо выбивать в первую очередь. Кровля начинает работать, и падает грунт. Стойки как спички крутятся, вращаясь, сплющиваются до основания под давлением грунта. И надо поймать тот момент последней вырубленной стойки и успеть выскочить из зоны обрушения.
Аварийное состояние во время прорыва песка через мощное крепление не менее опасно. На моей памяти таких аварий было несколько, и заканчивалось они человеческими жертвами. Я тоже был как-то в такой ситуации и чудом остался жив. Хотел проверить крепления во всех забоях: устроился, лег на работающие рештаки, но они узкие по 30см, и мои ноги торчали сбоку. В это время случилась авария, я был засыпан песком мгновенно. Мне повезло, что ноги были сбоку, и рядом оказались несколько шахтеров, которые, ухватив за ноги, быстро меня вытащили. Состояние было такое, что не позавидуешь. Видимо судьба благосклонно отнеслась ко мне, но долго испытывать ее не стоит.
Для всех непосвященных хочется пояснить методы добычи угля вообще. Его добывают в основном подземным путем: от шахты расходятся разного рода выработки. Еще уголь добывают открытым способом с помощью экскаваторов. Такие месторождения есть в Украине в Кировоградской области, но самые мощные на Урале. Есть много методов разработки угля открытым способом. Намечается площадь такой разработки, и экскаваторы, сняв верхний слой ярусами по кругу, постепенно углубляются. Но имеется критическая глубина, когда экономически становится не выгодным такая добыча, и тогда с такой глубины переходят на добычу подземным методом. Например, такая критическая глубина на разрезе в Коркино оказалась равной 400 метрам.
В своей жизни я приобрел много специальностей, работая во многих направлениях. В угольной промышленности, казалось, работал только несколько лет, но всю свою сознательную жизнь я будто прикован к проблемам, происходящими в этой отрасли, и не только в моей стране, где проживал раньше (в СССР), но и в других странах, особенно на шахтах в Китае. Когда слышишь о таких авариях, уносящих большое количество человеческих жизней, я сопереживаю всем, кто потерял своих близких. Находясь сам порою в таких условиях и чудом оставшись в живых, я всем своим нутром понимаю роль человеческого фактора в таких авариях и ответственность людей за условия работы. И ко мне приезжала горная инспекция, определив в забое вредного газа значительно больше нормы, запрещала вести работы, закрыв забой перекрестными досками. Но при этом план по добыче угля никто не снимал. Когда инспекция уезжала, я под свою ответственность снимал доски, и продолжали работу… Много лет я навещал своего брата, который проработал всю свою жизнь на Донбассе директором шахты и в Чистяково, Углегорске, и в Торезе. Я, работая уже в других отраслях, хорошо понимал, что те проблемы, с которыми сталкивался брат в своей работе, не всегда благополучно завершались, работа в шахте, к большому сожалению, связана с высоким травматизмом. И все же люди идут на эту работу, не только из-за зарплаты, чем-то еще она притягивает. Помню, никогда у брата не стоял вопрос плюнуть на все и уйти с этой работы. Любой человек, работая по другой специальности, случись что-нибудь, легко поменяет работу, но вот шахтер, особенно достигший какой-то высоты, будто пригвожден к этой работе на всю жизнь. И я тоже был готов работать в угольной промышленности. Но судьба сыграла свою игру: при всем моем желании работать именно там, не по моей вине, я как-то со временем оказался в совсем другой сфере. И все же именно эта работа осталась в памяти. Кто знает, как сложилась бы жизнь, если бы я тогда принял предложение Циалы?… Что ж, жизнь прошла именно так, как прошла. Ни о чем не стоит сожалеть. Но когда вспоминаешь о разных поворотах судьбы, часто всплывает в памяти именно то, к чему, видимо, искренне лежала душа.
ВЛАД АРОНОВ
(Нью–Йорк , апрель 2019 года)