Из серии «очевидное-невероятное»: «И как не приходить в ужас от открывшихся перспектив в связях слов, когда наибольшее отличие двух предметов мы характеризуем словами «как небо от земли», а первобытный человек «небо», «землю» да «подземный мир» называл одним звуковым словом» (окончание)

Вернемся на два с лишним столетия назад, в Англию, в тот день, когда молодой англичанин Уильям Джонс, юрист по образованию, получил назначение в Калькутту, в верховный суд Бенгалии. Этот день стал судьбоносным, как для Уильяма Джонса, так и для науки языкознания. Оказавшись в Индии, он изучил санскрит, древний литературный язык Индии, который поразил его совпадением с основными европейскими языками. Вот что он писал:

«Независимо от того, насколько древен санскрит, он обладает удивительной структурой. Он более совершенен, чем греческий язык, более богат, чем латинский, и более изыскан, чем каждый из них, и в то же время он носит столь близкое сходство с этими двумя языками, как в корнях глаголов, так и в грамматических формах, что оно вряд ли может быть случайностью; это сходство так велико, что ни один филолог, который занялся бы исследованием этих языков, не смог бы не поверить тому, что они произошли из общего источника, которого уже не существует[11]»(Википедия).

Этот отрывок из Третьей юбилейной речи (прочитанной в 1786 и опубликованной в 1788 году) часто считается началом сравнительно-исторического языкознания, так как в нём указано на существование индоевропейской семьи языков.
Впоследствии семья индоевропейских языков расширилась и стала включать славянские, германские, италийские (современные романские), кельтские, индоиранские и другие языки, а общий праязык стал праиндоевропейским.
С течением времени индоевропеистика стала занимать лидирующее положение в науке языкознания, а сравнительно-исторический метод стал господствующим разделом лингвистики.
Достижением этого метода, по словам академика А.Зализняка[1], считается «установление звуковых соответствий между родственными или более далёкими языками, выведение законов фонетического развития и реконструкция на этой основе более древних форм слов. Внешняя форма слов языка меняется не индивидуальным образом для каждого слова, а в силу процессов — так называемых фонетических изменений (иначе — фонетических переходов), охватывающих в данном языке в данную эпоху ВСЕ без исключения слова, где имеется определенная фонема (или сочетание фонем)».
Т. е., если в каком-то слове в ходе истории языка, допустим, о без ударения изменяется в а, то это не может быть ограничено одним этим словом. Это может быть только общее изменение всех имеющихся в языке случаев, когда о оказалось в положении без ударения; а именно, в этом положении оно начинает произноситься как а.
Не бывает такого, чтобы в одном слове это произошло, а больше нигде не происходило; скажем, было произношение сОбака, а стало сАбака — именно в этом слове. Переход осуществляется таким образом, что безударное о в русском языке такого-то времени в любом слове, где оно имеется, будет произноситься уже не как о, а как а.
Это и есть фундаментальный принцип исторической лингвистики. Его открытие, по утверждению Зализняка, было громадным скачком, примерно таким же по значимости, как открытие периодической системы элементов для химии, закона тяготения для физики и т. д. На этом принципе основаны все исследования предшествующих состояний языков.
Суммируя сказанное, он замечает: «анализируя древние тексты (естественно, не с первого раза, когда вы раскрыли рукопись Х века, а, может быть, после долгих годов изучения), вы постепенно доходите до понимания тонкостей языка той эпохи и можете сравнивать его с современным. Ну, и тем самым убедиться, что масса слов произносилась не так, как сейчас. И далее уже устанавливать разницу между древним произношением и новым, искать объяснения, каким образом и в каком направлении могли произойти изменения древнего произношения».
Удивительно, что на протяжении всей лекции Зализняк ни словом не упомянул о мышлении, с которым язык «неразлучен» (Марр). Он говорит только о фонетике, о произношении слова, изменении того или иного звука и т.д.
Но такой односторонний взгляд существовал не всегда. С возникновением индоевропейского учения многие ученые на Западе стали высказывать к нему критическое отношение. Достаточно вспомнить «крайне отрицательное отношение выдающегося французского археолога Соломона Рейнака(Reinach) к индоевропейской лингвистике как своего рода бедствию в изысканиях по доистории, как к одной лишь помехе в деле правильной постановки изучения памятников материальной культуры…»[2]

Возражения вызывал установившийся в науке приоритет фонетики, который сводил все учение о языке к законам звуковых явлений. В отсутствие законов семантики — законов возникновения того или иного смысла, законов осмысления речи,- это было голым фонетико-сравнительным учением без мышления, как писал Н.Я. Марр, будучи ярым противником индоевропейской лингвистики и видя в этом учении «мертвящий тормоз» для науки.
Марр был непримирим в своем отношении к индоевропеистам. Даже в самом термине «индоевропейский», или «индогерманский» он видел несуразность.
Для индоевропеистов лингвистический элемент – звук, так называемая фонема. Напротив, для Марра и его школы лингвистический элемент – это значимое слово, т.е. мысль в звуковом воплощении. Вопрос не в словах – звучаниях, а в их смысле, — подчеркивал он.
Анализ языковых данных представляется нереальным без учета мышления как сокровенного его содержания, по его утверждению. Марру претил установившийся в науке приоритет «доведенной до звукоедства фонетики», который сводил все учение о языке к законам звуковых явлений. Это — «учение о звуках», которое «принимали по недоразумению за лингвистическую науку, т.е. за учение о речи и мышлении».
И в заключение хочу привести его высказывание, которое можно считать программным, и которое в полной мере можно отнести и к ответу на вопрос, поставленный в первой части этих заметок. Вот оно: «Наше понимание возникновения эволюции человеческой речи находится в диаметральном расхождении не с наукой об языке, а с окаменевшими взглядами ее служителей, громадного большинства представителей господствующей лингвистической школы»[3]

ЛИТЕРАТУРА
1. Лекция Андрея Зализняка об исторической лингвистике → Roem.ru
roem.ru/11-07-2011/141038/…
2. Марр Н.Я. Яфетидология. — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, с. 15
3. Там же, с. 86

2 комментария для “Из серии «очевидное-невероятное»: «И как не приходить в ужас от открывшихся перспектив в связях слов, когда наибольшее отличие двух предметов мы характеризуем словами «как небо от земли», а первобытный человек «небо», «землю» да «подземный мир» называл одним звуковым словом» (окончание)

  1. Ефим Левертов
    15 февраля 2019 at 20:28 (edit)
    Уважаемая Инна!
    По сути, Вы написали, что есть две науки: фонетика (Джонс) и лингвистика (Марр), и хочется понять, связаны ли эти науки друг с другом и, если «да», какая между ними взаимозависимость.
    ___________________________________

    Нет, уважаемый Ефим, на мой непросвещенный взгляд, это одна наука. Как в физике: есть атомная физика, есть механика, или что там еще. Но это будет все равно одна наука — физика, физические законы остаются законами. А как в лингвистике?
    Говоря об исторической(!) лингвистике, академик Зализняк приравнивает по значимости открытие фонетических изменений в словах к закону всемирного тяготения или периодической системе Менделеева. Как-будто превращение безударной гласной О в гласную А важнее, чем мысль, воплощенная в звуке (я утрирую, конечно). Но ведь никуда не деться, в науке остается и по сей день приоритет доведенной до «звукоедства фонетики» , что не может не удивлять. Но я уже повторяюсь.

  2. Уважаемая Инна!
    По сути, Вы написали, что есть две науки: фонетика (Джонс) и лингвистика (Марр), и хочется понять, связаны ли эти науки друг с другом и, если «да», какая между ними взаимозависимость.

Добавить комментарий