Татьяна Хохрина. НАШИ ВСТРЕЧИ НЕЧАСТЫ, НАШИ ВСТРЕЧИ СЛУЧАЙНЫ…

— Нет, какая подлость! Два нормальных выходных в кои-то веки могли образоваться, столько планов было! Тыщу лет не ходили никуда, дома дел полно, гостей в конце концов позвали бы, да хоть с книжкой задравши ноги валялась бы, не делала ничего, отдохнула бы просто. Так нет, именно в эти выходные сестра костина должна со своим мужем-идиотом притащиться! Главное, дружили бы или хоть общались регулярно, а тут раз в десять лет по большой и малой нужде (причем только с той стороны) происходит этот торжественный «приезд царевичей на Семеновский потешный двор». Что в этот раз им понадобилось — еще неизвестно, но Костя уже в падучей бьется третий день и так обсуждает этот прием, как-будто от его результатов зависит судьба человечества. Сам не успел еще толком из гриппа вылезти, понесся, как оглашенный, на дачу погреб опустошать им на радость, а она должна в самое суетливое время — пятничный вечер- толкаться в супермаркете, пол зарплаты там оставить, в мыле вернуться и до утра у мартена стоять, потому что к 11 утра они уже заявятся и начнется эта встреча на Эльбе.

Ира кое-как припарковала машину, в довершение всего обнаружила, что оплатить парковку невозможно — автомат сломался, поэтому теперь надо ждать, что появится раньше — эвакуатор или штраф, шарахнула дверцей, чертыхаясь, преодолела полосу месива из полурастаявшего грязного снега, добившего ее сапоги, и двинулась в сторону чрева Москвы.

Огромный супермаркет вырос, как раковая опухоль, посреди старого района, уродуя весь пейзаж и подписывая смертный приговор оставшимся дивным, но уже обреченным полуразрушенным зданиям ар-нуво, которые когда-то делали этот уголок города совершенно неповторимым и особенно романтичным. И, как каждый раз попадая сюда, Ира словно со стороны увидела себя той, двадцатилетней, несущейся с расплетающейся косой по этим старым переулочкам на тонюсеньких шпильках к Борису на свиданье. Он ненавидел, когда опаздывали, и каждый раз ей выволочку устраивал. Ну, это у него преподавательское было. Студентов своих гонял и ее заодно, она ведь была им ровесница. Но она не обижалась, она вообще тогда редко обижалась или сердилась, все больше хохотала. Поэтому, наверное, сейчас-то и казалось то время таким лучезарным и счастливым, что фоном его был смех. Ей проще было удрать с какой-нибудь пары, приехать на полчаса раньше, купить горячий бублик или мороженое и слопать их на лавочке, любуясь облупленными кариатидами или чудесными кованными балкончиками, пока Борис не появился. А потом они долго, пока не замерзали вконец или ноги не подкашивались, гуляли и гуляли по этим дворам и переулкам. И выясняли отношения. Цирк! Еще, можно сказать, и отношений-то как таковых не было, так, пробные подходы, а бодались, как архары на горных вершинах. Она по молодости упрямая была и не очень еще умела принимать форму сосуда, ну а Борису сам бог велел не сдаваться. Зря что ли он уродился таким двухметровым неотразимым красавцем, да еще к сорока годам стал профессором. Двадцать лет разницы — непобедимый аргумент в споре и основание стоять на своем. Вот и не договорились. Поцапались очередной раз и разбежались. До этого сколько раз ссорились и мирились, а тут совпало с его командировкой, потом — с ее практикой, каждый характер показывал и все ушло в песок. А через полгода появился Костя и встал на ее пути, как Великая Китайская стена. Не перелезешь, не разрушишь и не обойдешь. Три года никого близко не подпускал и вытоптал-таки. Нет, в принципе живут уже двадцать лет неплохо и довольно мирно, но стоит поссориться или сложностям каким-то возникнуть, вроде этого визита костиной родни, как Ира ныряла в то время, когда еще все было впереди, никаких решений не было принято и она была в роли Ивана-царевича у судьбоносного камня с тремя вариантами пути. И каждый раз пытала она себя вопросом, туда ли она двинулась, а, главное, — в той ли компании. И ответа ясного не было, хоть убей! А знакомые лавочки, кариатиды и переулки только сбивали с толку и дразнили воспоминаниями, от которых сомнения становились еще мучительнее.

Ира шла вдоль витрины к центральному входу, чтоб каталку большую взять. Хорошо бы, чтоб хоть в нее все влезло, Костя же должен сестрице устроить Лукуллов пир, даже если расплачиваться за него полгода надо будет! Ира посмотрела на свое отражение. А жрать-то как раз надо бы всем поменьше! Как же она за эти двадцать лет поправилась! И от родов, и когда курить бросила, но это все отговорки, а в итоге страшно на отражение смотреть. Прямо тетка, да еще когда в шубе, как сейчас. Ни одни шпильки бы не выдержали! Но что поделаешь?! Что выросло — то выросло, берите, что дают! Хорошо, хоть косу отстригла, с короткой стрижкой не такой бабский вид, как был бы с пучком. Так, ну хватит самоанализом заниматься, пора на заготовки. Сначала банки-пачки-коробки-бутылки, а потом в гастрономию, чтоб нарезали все, как в лучших домах. Только очередь надо занять, а то народу тьма.

Ира едва дождалась, когда за ней займут, и понеслась стремглав по магазину, затариваясь на предстоящий байрам. Она довольно быстро и ловко заполнила уже половину огромной коляски, когда вспомнила про очередь и поспешила в колбасный отдел. Поспешила — это сильно сказано. Она пробивалась сквозь толпу, как ледокол Ленин через ледяные торосы, поневоле задевая других покупателей то локтем, то тележкой, но успела вовремя и даже имела запас времени отдышаться и собраться с мыслями. И в это время услышала.

— А что это за мадам, которая так лихо втерлась в очередь? Я не помню, чтоб она здесь занимала! Ира узнала голос, словно не прошло этих двадцати пяти лет и Борис материализовался из только что рассеявшихся воспоминаний. Удивительно, кстати, что они ни разу не встретились здесь за это время, ведь он жил поблизости. Но надо же, чтоб при таких обстоятельствах и именно сегодня! Ира мгновенно увидела себя со стороны в этой громоздкой шубе, сапогах в соляных разводах, с растрепавшейся прической и покрасневшим от духоты лицом. Да он бы и в принципе не узнал, а в таком виде — тем более. Сердце колотилось, как двадцать пять лет назад. Вот идиотка! Но надо хоть посмотреть…

Ира осторожно развернулась в полоборота. Конечно, это был Борис, хотя узнать его было непросто. Через пару человек сзади нее стоял высоченный мосластый пожилой дядька в уродливом стариковском плащевом пальто на цигейковой подстежке отвратительного линяло-горчичного цвета и каракулевом сером пирожке на лысеющей голове. Он встретился с Ирой взглядом и что-то его, похоже, царапнуло. Он, конечно, не узнал ее, но она его явно раздражала. Он пожевал дряблыми синеватыми губами и продолжил.

— Ишь, какая умная! Дураки должны стоять и караулить ей место, а она, виляя толстым задом, за это время нагуляется по всему магазину и телегу набьет на полк солдат! И на всё-то у таких хватает — и на шубы, и на деликатесы! Вот я — профессор высшей школы, почетный работник образования, отдавший силы и здоровье воспитанию и просвещению нового поколения, стою и прикидываю, триста грамм ветчины мне взять или полкило, а у этих дамочек мошна тугая, трать — не хочу!

Ира поняла, что она сейчас начнет смеяться в голос, как тогда в юности, но надо сдержаться. По смеху может узнать. А Борис сверлил ее глазами, щеки у него покрылись апоплексической сосудистой сеткой, плохо сделанные зубные протезы сопровождали пылкую речь разбойничьим присвистыванием и угрожающе выдвигали два металлических зуба.

— Видать, мадам из новых, из дерьмократических, проездом на Лазурный берег! Летом — в Ниццу, зимой — на горнолыжные курорты — это он выкрикнул почти со стоном, сам был горнолыжник в той жизни — а в перерывах — в оффшоры с нашими пенсионными средствами и в ИзраИль!

На ИзраИле Ира и сломалась. Она хохотала, как сумасшедшая! Потом запустила тележку со всем сваленным туда гастрономическим богатством в ближайший угол и, продолжая смеяться, выскочила из магазина.

Она шла к машине летящей походкой той, двадцатилетней, девчонки, расстегнув шубу и подставляя лицо снегу с дождем. Какое счастье! Какое счастье, что она встретила сегодня этого старого идиота! А ведь могла продолжать жить, сомневаясь, ту ли дорогу она выбрала! Какой подарок судьбы, позволивший увидеть, как бы было, перестань она тогда спорить! Какой камень с души упал! Это надо отметить! Хорошо, что завтра костина родня соберется, свои же люди. А чем накормить, найду!

© Татьяна Хохрина