Татьяна Хохрина. АХ, ЭТОТ ВЕЧЕР, ЛУКАВЫЙ МАГ…

— Интересно, кто-нибудь сегодня вообще на работу явится после вчерашнего? Не надо было идти конечно! Но вдруг завсектором с женой с утра полаялся и на работу приперся? Он же слопает потом с потрохами, что не вышла, хотя вчера на вечере кормил бутербродами с икрой, на дачу к Вилянскому звал, а когда совсем нажрался, начал при людях кофточку сдирать, едва отбилась! — Лида так разулыбалась, вспоминая вчерашний институтский предновогодний вечер, что сидевший в троллейбусе напротив нее дядька заволновался и даже проверил, застегнуты ли брюки.

— Хорошо, что она вчера все-таки осталась после торжественной части! Подумаешь, пришлось матери потом перестелить и помыть ее. Это и без вечера могло случиться. А так Лида хоть лишние три часа побыла вдали от своего ада и вспомнила, что еще жива. Нет, здорово всё было! И девочка новенькая из канцелярии поёт шикарно, и Танька из бухгалтерии прямо Шахерезадой заделалась — так голым пузом трясёт, и еврейчик этот, аспирант Вилянского уж очень трогательно стихи читал про любовь, чего-то там опухших губ, мы провода под током…, Лида сразу себя с Денисом вспомнила, когда тот еще только в Институт пришел после Университета и у них случился роман. Это он сейчас даже не здоровается, если на Ученый Совет заезжает, а тогда аж трясся, прикасаясь к ней, будто и правда 220 вольт сквозь него прошло…

Лида вышла из троллейбуса, увидела далеко впереди пару сотрудников, спешащих на работу, и поняла, что не одинока и что праздник уже остался позади, а сегодня будни. Но думать об этом не хотелось! Так вчера все хорошо было организовано! Торжественную часть и концерт самодеятельности не затягивали, все быстро перешли сперва в конференц-зал, где на накрытых столах была кое-какая закуска и полно выпивки, а потом потянулись на второй этаж на танцы.

Сначала, как водится, врубили вальс, директор и два старых перечника-академика показали класс, прокружив трех старух из библиотеки по всему залу. Потом, не изменяя традиции, сел за рояль слепой Вызин, выдававший себя за инвалида войны, хотя все знали, что еще в сороковом, подростком он выпил технического спирта и ослеп, сыграл Любимый Город и Семь Сорок, чтоб его дружок закадычный, главный институтский жидомор, секретарь парторганизации Цырко душу отвел и сплясал,заложив большие пальцы за проймы жилетки и высоко подбрасывая ноги. А потом уж инициативу перехватили те, кто помоложе, включили нормальные записи, и затанцевали уже все.

Сначала Лиду пригласил Гена Баранов. Они с ним вместе на вечернем учились, только Лида на этом и остановилась, а Баранов — нет, быстро диссер слепил, женился на дочке зам.директора и стал Ученым Секретарем. Хотя все пять лет у Лиды списывал и больших надежд не подавал. Но мужик был неплохой, только нытик. Он и в танце Лиде жаловался и на тещу скандальную, и на сына-двоечника, и на жену, которую ревновал к каждому встречному. Жена у него, и правда , не терялась, но от такого зануды каждая бы гуляла.

Лиду спас от Баранова шустрый Гагулян и оттоптал ей единственные приличные туфли, зато не ныл. Потом ее долго водил по залу, не попадая в музыку, жирный Омиков и цветисто намекал на возможное сближение, но в очень отдаленной перспективе, а Лиде в ее сорок девять ждать-то уже было некогда. А тут и заведующий подоспел. Сначала потащил Лиду еще выпить, он веселился только когда уже язык не слушался и ноги не держали, а потом, дойдя до нужной кондиции, стал к ней приставать, уговаривал на дачу к дружку его ехать, раздеть пытался, но Лида знала — это, как у них, юристов, называется, «покушение с негодными средствами». Заведующий, даже стоя на четвереньках, никогда не забывал, что должен быть дома, как Золушка, не позже двенадцати, иначе фурия-жена превратит его в тыкву и свиную отбивную, поэтому все его брутальные посулы в лучшем случае исчерпывались тисканьем между библиотечных стеллажей. За двадцать пять лет работы в Институте Лида изучила возможности сослуживцев во всех деталях.

А потом ее пригласил Слава Косецкий, молоденький мальчик-аспирант второго года обучения, смешной, долговязый, с мальчишескими цыпками на руках. Ровесник сына Лидиного. Лида ему пару раз рефераты перепечатывала. Так он так копейки считал, что она при всей бедности и не взяла их с него, прямо жалко стало! Шея тонкая, рукава старого пуловера короткие, видно, сели от частых стирок. И голодный всегда. Как и Лидин сын. Где бы в Институте что ни праздновали или просто ни садились чайку попить, Слава этот норовил присоседиться и ел, пока не выгонят. Молодой, организм-то растущий, что тут удивительного!

Слава был выпивши, повис на Лиде, потоптался под музыку, жарко дыша ей в шею, потом невнятно что-то начал говорить, просить, тянуть Лиду за руку из зала. Она не очень поняла, в чем дело, но поплелась за ним во флигель, где был их сектор. Там Слава как-то сразу стал решительнее, словно взрослее, довольно грубо, но ловко Лиду втиснул в темный проем между книжными шкафами, задрал ей юбку и добился за десять минут того, на что все предыдущее время только намекали Омиков, заведующий и Гогулян. А Лида и не сопротивлялась. Мужа у нее уже двадцать лет не было. любовники были незавидны и случайны, особенно после того, как ей сорок стукнуло, так что выпендриваться смысла не имело. Обидно только было, что даже сопляк этот не напрягался, чтоб слово ласковое сказать или соврать что-то воодушевляющее. Ну да ладно, она не гордая…Жаль, не проводил до дому, холодно и страшно потом было в темноте одной в час ночи бежать. Но это воспитание подкачало, мама с папой не научили девушек провожать! Лида поняла, что это она о себе говорит «девушка», рассмеялась действительно по-девичьи, и быстрей побежала на работу.

— Лидия Антоновна! Смотрю, Вы не торопитесь! Вам наверное неизвестно, что наш Институт начинает трудовой день в 10.00? Или Вам не до этого? Все мечтаете? О чем, интересно, можно мечтать в ваши годы?! О пенсии, что ли? Или Вы все еще празднуете? Не затянулось ли Ваше веселье? — Заведующий был на месте и его аж ломало от злости! — И где все остальные, хотелось бы знать?! Где Вилянский? Небось, уже на даче дорожки от снега чистит? А где этот стручок Слава Косецкий? Или он считает, что если пожрать нечего, так можно и на работу не выходить? Напрасно он так думает, это ему очень дорого обойдется! И вообще что это за бардак в секторе?! Посуду вчера не убрали, стулья все стоят не на своих местах! И тряпку эту поднимите, вон между стеллажей валяется! Черт знает что!….

Лида подошла тряпку поднять. Никакая это была не тряпка, это были ее трусы. — Надо же, даже не заметила! Хорошо, что я на вечер вчера пошла! Никогда больше пропускать не буду! У любого человека должен быть праздник!

© Татьяна Хохрина