Татьяна Хохрина. Кассандра

С пятницы по воскресенье, ровно в десять слепая Броня занимала свой пост в старом продавленном кресле у самых ворот малаховского рынка. Раньше приходить смысла не имело — суетливые хозяйки, прибегавшие чуть свет за продуктами, не интересовались ни прошлым, ни будущим, а только сегодняшним обедом. Поэтому слепая Броня со своим ясновидением им была ни к чему. И в будние дни, кроме пятницы, там делать было нечего: кому там что предсказывать? Старухам местным? Так они про себя и про Броню и так все знали, да старались скорее забыть, не больно много там, позади, было у них радостей. А про будущее и говорить смешно. Их будущее еще вчера должно было закончиться. Поэтому Броня и определила себе три рабочих дня: пятницу, субботу и воскресенье.

Вообще-то Броня была не совсем слепая. Но видела она плоховато. Когда-то, до войны еще, работала она во вредном цеху на заводе лакокрасочных изделий, там такой едкий чад стоял, что и внутри у нее поубивал все, и глаза, считай выел. Из-за лаков этих и детей у нее не было, и зрение стало совсем никуда. Но пока считалось, что она зрячая, никто особым сочувствием к ней не отличался. Ни помочь по скользоте зимней пройти, ни через железнодорожные пути перевести, ни овощей не гнилых на рынке выбрать, ни честно сдачи сдать…Никакой помощи не было. Мало ли старух подслеповатых?! Жила она одна, колотилась об углы, падала без конца, опять же то порежется, то обварится, а кому жаловаться? Муж помер давным-давно, а чужим и дела нет. Она думала, так и сгинет как-нибудь, голову расшибив, и не найдет ее никто, не вспомнит даже. Но повернулось все иначе.

Как-то сидела Броня на кухне, картошку кое-как чистила и радио слушала. Она радио вообще не выключала — всё ощущение, что кто-то в доме есть, не так страшно и повеселее. Ну вот, слушает она в тот день радио, а там про болгарскую Вангу слепую рассказывают. Уважительно так, с восхищением! Говорят, как прислуживают ей, как для нее делают все, подарки дарят со всего света, прямо ноги моют и воду пьют! А хоронили вообще как царицу! И все только за то, что слепая эта за руку любого подержав, бельмами на него взглянула и наболтала всякого про прошлое и будущее. Опять же не просто говорила, мол, болела ты, к примеру, подагрой, а в следующем году замуж выйдешь, а туману напускала, накручивала всякое, поэтому толкуй как хочешь, как тебе надо! А ей за это и поклоны, и благодарность не на словах, а всеми возможными способами! И подумала Броня — чем она хуже-то?! Или она в жизни и людях хуже разбирается, чем эта бабка слепая деревенская?! Что это Ванга видела-то?! А Броню да родню ее так жизнь потрепала-поколотила, что она самой Ванге предскажет, что хочешь, и за руку даже держать не обязательно!

Позвала Броня мальчишку соседского, три рубля ему дала, так он ей разными красками целое объявление нарисовал: Предсказываю прошлое и будущее. Прошлое — 5 рублей. Будущее — 8 рублей. Слепая Броня. Красиво получилось, насколько она могла разглядеть. И ошибки только две, но это неважно, вряд-ли директор школы к ней за предсказанием придет. Прицепила эту вывеску на палочку, мешочек полотняный для денег приготовила и платок чистый. Потом Броня попросила дурачка Борю на тачке кресло ей до рынка дотащить и сразу за входом-выходом поставить. В него Броня и уселась, сзади палочку с вывеской воткнула, юбку расправила, мешочек за спину припрятала и стала ждать.

Пару дней никто даже не обращал внимания, только однажды подошла старуха-соседка убедиться, что Броня действительно ослепла. Броня конечно видела, что эта противная баба тихо встала сбоку и замотала страшной, как куриная лапа, рукой у Брони перед лицом. Ну Броня-то не дура! И виду не подала! И не напрасно: старуха не успела пяти шагов сделать, как начала трезвонить знакомым и незнакомым, что Бронька-то совсем ослепла. И еще медсестра из местной поликлиники остановилась рядом, предложила Броню к окулисту записать, причитать начала и с утешениями лезть. Броня сперва поприкидывалась, что не видит ее, а потом подумала, что ведь только слепая, но не глухая же, и довольно грубо отказалась от предложенного. Больше в те дни Броня никого не заинтересовала.

Но на третий день Броне повезло. К ней подошла Неля, почтальонша местная, про которую Броня знала больше, чем сама Неля. Неля заговорила с Броней фальшивым кукольным голосом (видно, старалась, чтоб Броня ее не узнала на слух) и попросила сказать, что было и что будет. Броня поняла, что от ответа зависит ее будущее, впервые подумала, что вангин хлеб не так уж легок, и постаралась. Глядя поверх нелькиной головы, Броня медленно нараспев проговорила:» Не молода ты, девушка, и не стара. Не бездельница, но и кирпичи не кладешь, не замужняя, но и не одинокая! С мешком кожаным ходишь, вести всякие разносишь, деньги старикам суешь, да с них рубли гребешь! » Припомнив нелькины грехи молодости, Броня продолжила:»Неспокойна душа твоя, муж чужой да младенец нерожденный тревожат ее! Свекровь твоя, хоть и чужая кровь, да помощи твоей искала, но не нашла, в казенном доме смерть встретила, на кровати чужой. Не прощает тебя муж-покойник за мать свою!» Неля стала красная, как рак, оглядываться начала, а тут уже народ останавливается, слушает, открыв рот. «Ты, это, про прошлое-то заканчивай, я его лучше тебя знаю, ты про будущее давай!»- запричитала Нелька.

Броня поняла, что сейчас все и решится. Сложив в голове все, что она про почтальоншу знала, слышала, видела и думала, Броня завела: «Непростую жизнь ты прожила — непростая и впереди, но праздник и к тебе придет, только не пропусти его! Плохой человек перед глазами бежит, а хороший в тени сторожит. Жену схоронил — для тебя силы копил. И крышу тебе даст, и кровать мягкую, и шубу теплую, только смотри, не проворонь! Каждый день мимо ходишь. От того, кому в глаза заглядываешь, отвернись, а к суженому развернись. Совсем жизнь по-другому пойдет, как сроду ты не жила…»

У ошалевшей Нельки в голове, как в детском калейдоскопе, замелькали цветные пятна, потом, словно в библиотечном каталоге, сменяя друг друга посыпались карточки с лицами ее случайных мужчин, неслучившихся возлюбленных, случайных кавалеров, а сверху этой рассыпанной колоды вдруг легла фотография Михаила Николаича, не старого еще пенсионера-вдовца, которому она вчера пенсию принесла, а он ей руку поцеловал прям как в кино и чай усадил пить с конфетами Цитрон. И пенсию округлил, оставив не рупь, как многие, а трешку с мелочью, сочувствуя ее непутевой и несытой жизни. Он, точно он, про него Броня говорит! Слепая, а лучше меня углядела! Дай ей Бог здоровья! Как хорошо-то, что подошла к ней! Не направь она меня, может, и прошла бы мимо счастья своего. Ликуя, Нелька побежала навстречу своему предсказанному счастью, по дороге рассказывая всем знакомым подписчикам и пенсионерам, что Бронька с Рельсовой как ослепла, так стала сердцем чуять и все про каждого с рождения до смерти как в телевизоре видеть!

С этого дня бронина жизнь потекла совершенно по-новому. Рабочее ее кресло бережно хранил заведующий хозяйственного магазина, рядом с которым она камлала, от себе ей и зонтик бракованный пристроил, чтоб не припекло Броню и этим не ослабило ее способности. Соседские мальчишки, науськанные матерями и бабками, провожали Броню до рабочего места, предупредительно извещая о приближающемся транспорте или луже под ногами, а рыночные торговцы несли наперебой угощение, думая про себя, что судьба судьбой, а вдруг и от самой Брони что-нибудь зависит, так что лучше с ней быть в любви и согласии. Даже милиционер, дежурящий на рынке, сперва строго у Брони спросил, кто разрешил ей там незаконным бизнесом заниматься, пятерку взял, а перед сдачей дежурства вернулся, когда Броня уже домой собиралась, и попросил заглянуть в будущее, глянуть, когда его в звании повысят и служебную площадь предоставят. И к бронькиной же пятерке еще свою трешницу приложил.

Броня вошла во вкус, на работу таскалась в любую погоду, даже у Роди-пожарника списанный тулуп купила в холода сидеть, тем более что зимой позволили ее кресло в крытом рынке ставить, на улице и в тулупе околела бы. Ей хватало ума формулировать прогнозы максимально расплывчато, страху сильно не нагонять, кроме как в общеполитических ожиданиях, людям же всегда оставлять надежду, поэтому они возвращались к ней снова и никто не был в обиде. Броня даже завела одну тетрадь, куда записывала имена клиентов и наметки на будущее, а другую, где вела учет основным малаховским сплетням, которые легко ложились в возможные догадки о прошлом. Можно сказать, что Бронина деятельность приобрела наукообразный вид и выявила системный подход. Это понимали все, кто тоже так или иначе интересовался местными новостями, поэтому месяца через три Броня уже ощущала себя агентом под прикрытием: менты на рынке ее не трогали и даже защищали, а в свои нерабочие понедельники она сама заглядывала в околоток и делилась полученными знаниями.

Броня подлатала свою хибару, поставила мужу памятник, подлечила все, кроме зрения, чтоб не лишаться орудий труда, и все малой кровью, потому что все, оказывавшие ей эти услуги, тоже хотели причесать прошлое и дождаться обнадеживающего обещанного. Броня сама начала верить в свой дар и в свою слепоту, бойко стучала тростью по выбоинам в асфальте и зорко вглядывалась слабым зрением в светлое будущее. Единственными ее врагами были цыганки, подметавшие юбками платформу Малаховка и гадавшие на рынке. Но даже с ними Броня сумела прийти к консенсусу: они договорились, что Броня оказывает свои услуга не сходя с места, у правого выхода с рынка и только в пятницу, субботу и воскресенье, а таборные гадалки контролируют платформу, сам рынок и левый вход всю неделю. За сговорчивость и дипломатические способности цыгане подарили Броне огромный, похожий на блюдце, значок с портретом Ванги, который Броня нацепила себе на грудь и демонстрировала как верительную грамоту. Со временем происхождение этого значка было забыто и старожилы стали рассказывать, что сама Ванга при личной встрече изумилась Брониным способностям и делегировала ее в Малаховку.

Даже местный батюшка Павел Иннокентьич из храма Успения Пресвятой Богородицы в Жилино и ребе, наставлявший неправославную половину жителей Малаховки, хоть и не считали предсказание судьбы делом богоугодным, греха в этом большого тоже не видели, любили с Броней парой слов перекинуться, в частной беседе вроде бы шутя поинтересоваться собственными перспективами и в соответствующие праздники одаривали Броню куличами и мацой. Стоит ли говорить, что Броня чувствовала себя не просто в своем праве, но и ризоположенной в прорицатели.

Казалось бы, Броне только сейчас и жить! Да она и жила со всеми возможными в ее возрасте удовольствиями. Уже подумывала, не построить ли у входа в рынок избушку специальную для обеспечения приватности, для соответствия высокому брониному статусу, да и просто чтоб меньше мерзнуть и бегать в замызганный рыночный сортир. Пока же присматривалась к стройматериалам и возможным исполнителям, а согревалась в подсобке заведующего хозяйственным. Он-то и угостил ее в особенно морозный день шикарной, давно забытой селедкой залом и водочкой. Как оказалось, более подходящей для отдела средств борьбы с вредителями, чем даже для немудрящего малаховского гастронома. Сам хозяйственник как-то устоял, видно, практика была большая, а организм крепкий, а Броня подкачала. То-есть руки-ноги даже живее заплясали, но разглядеть их Броня уже не смогла. Она ослепла.

Обнаружила это Броня на следующее утро после сугрева. И даже нельзя сказать, что это так уж ее сначала напугало — ведь она давно декларировала и сама себя считала слепой. Но одно дело — вывеска, а другое — реальное содержание. Броня заметалась по дому, не находя ни дверей, ни окон, а только острые углы, стекла и железные ручки. Больше часа ушло на поиск уборной и напрасную попытку налить воды в рукомойник. Про подогреть чайник не стоило и мечтать — Броня поняла, что дом сгорит или газовый баллон взорвется раньше, чем она найдет и почистит вставную челюсть. Кое-как Броня напялила на себя что-то взамен ночной рубахи, метнулась в нащупанную дверь, но замерла.

Она не только не понимала, сколько сейчас времени и как куда-то дойти, но прежде всего не знала, куда именно идти. Везде давно было известно, что Броня слепая. Это никому не было интересно и ни для кого не стало бы открытием. Кого звать? К кому обращаться? О какой помощи просить? Броня впервые четче Ванги ясно увидела свои перспективы и они ужаснули ее. Кричать бесполезно, звать бесполезно, жаловаться бесполезно, лечиться бесполезно и надеяться бесполезно. Ты говорила, что видишь будущее? — Это правда, сейчас, ослепнув, ты его видишь, хотя лучше бы не видеть. Ну что, Броня, вот ты и докажешь, что не морочила людям голову, а слепыми глазами видела все до конца. Как Ванга. Только та увидела раньше и приготовилась получше, а ты — кое-как, как все у нас. Так не задерживайся!

Броня присела на скрипучую калошницу у двери и стала ждать. Видно, было уже не так рано, вскоре пришел соседский пацан, чтоб проводить ее на пост, застучал в дверь и начал ее звать. Броня приоткрыла:- «Детка, ступай на рынок. Сначала к цыганкам подойди, скажи, что у правого выхода тоже могут гадать. Потом на почту загляни. На тебе восемь рублей, отдай почтальонше Неле и скажи, чтоб особенно на многое в будущем не рассчитывала. А после зайди к заведующему хозяйственным, передай, чтоб кресло мое Вальке-безногому отдал, все удобней, чем на асфальте холодном милостыню просить. И всем им объяви, что слепая Броня больше работать не будет. Скажи, что она отправилась к Ванге за дальнейшими инструкциями…Только не перепутай ничего! Возьми три рубля, шоколадку себе купишь…Только шоколадку, а не сигареты, я же вперед вижу!»

Броня закрыла дверь на засов и дотащилась до кухни. Включила газ и стала ждать Вангу.

© Татьяна Хохрина