Турнир поэтов

У поэта и художника Михаила Юдовского случилось такое элегическое двустишие:

Выхожу один я на дорогу
в старомодном ветхом шушуне.

Этот поэтический шедевр не остался безнаказанным. На него тут же откликнулся Алексей Цветков:

Выхожу один я на дорогу,
И неотвратим конец пути.
Ночь тиха, пустыня внемлет богу.
Жизнь прожить — не поле перейти.

Это побудило Александра Ковальского разродиться таким четверостишием:

Выхожу один я на дорогу
Посмотреть, не видно ли кого,
Но увы, никто не появился —
Так всю ночь один и простоял.

Тогда Евгения Комарова предложила следующий поэтический шедевр:

Однажды в студёную зимнюю пору
Сижу за решёткой в темнице сырой.
Гляжу — поднимается медленно в гору
Вскормлённый в неволе орёл молодой.

И, шествуя важно в молчании чинном,
Мой верный товарищ, махая крылом,
В больших сапогах, в полушубке овчинном
Кровавую пищу клюёт под окном.

Михаил Юдовский завершил этот турнир поэтов следующим проникновенным четверостишием:

Захожу один я в синагогу.
Семисвечник в уголке горит.
Прихожане молча внемлют Богу,
Лишь раввин с раввином говорит.

Один комментарий к “Турнир поэтов

  1. Турнир поэтов

    У поэта и художника Михаила Юдовского случилось такое элегическое двустишие:

    Выхожу один я на дорогу
    в старомодном ветхом шушуне.

    Этот поэтический шедевр не остался безнаказанным. На него тут же откликнулся Алексей Цветков:

    Выхожу один я на дорогу,
    И неотвратим конец пути.
    Ночь тиха, пустыня внемлет богу.
    Жизнь прожить — не поле перейти.

    Это побудило Александра Ковальского разродиться таким четверостишием:

    Выхожу один я на дорогу
    Посмотреть, не видно ли кого,
    Но увы, никто не появился —
    Так всю ночь один и простоял.

    Тогда Евгения Комарова предложила следующий поэтический шедевр:

    Однажды в студёную зимнюю пору
    Сижу за решёткой в темнице сырой.
    Гляжу — поднимается медленно в гору
    Вскормлённый в неволе орёл молодой.

    И, шествуя важно в молчании чинном,
    Мой верный товарищ, махая крылом,
    В больших сапогах, в полушубке овчинном
    Кровавую пищу клюёт под окном.

    Михаил Юдовский завершил этот турнир поэтов следующим проникновенным четверостишием:

    Захожу один я в синагогу.
    Семисвечник в уголке горит.
    Прихожане молча внемлют Богу,
    Лишь раввин с раввином говорит.

Добавить комментарий