Татьяна Хохрина. Яблочный спас

Куда же девать эти яблоки?! Господи, какой яблочный год…Уже ломился подвал старой дачи от баллонов с компотом, бутылок сока, банок и баночек варенья и повидла, все столы и лавки были затянуты марлей на которой вялились и сохли яблочные дольки. Были снабжены все сослуживцы, родственники и приятели, на пироги и шарлотки уже и не смотрел никто, а яблоки только прибывали. В саду некуда было ногу поставить, пожухлая к осени трава была скрыта разноцветным яблочным ковром, словно все теннисисты мира рассыпали свои мячи на старой аниной даче в Малаховке.

Аня, конечно, давно бы заплатила десятку соседу Жорке и он вывез бы все эти яблоки к чертовой матери, но Сеня злился и переживал, и Аня терпела, покорно собирая урожай и с утра до ночи придумывая, что с ним делать. Сегодня утром она выставила за калитку два полных мешка, но, похоже, не у них одних это счастье, и мешки продолжают стоять, не заинтересовав даже бродяг. А Сеня, несмотря на больную спину, опять насобирал полную детскую ванну и придется снова ими заняться. Ничего не поделаешь, многие блокадники, не один Сеня, не могут выбросить на помойку ничего съестного, даже если в горло не лезет. Вроде маленьким был, не помнит ничего, а переживает из-за каждой сырной корки и недоеденной котлеты. За детьми, а потом внуками подъедал всё до последней крошки и обижался, если над ним подтрунивали. А уж если дело касалось сладкого, то остановить Сёму можно было только силой, не пугал ни ставший тесным костюм, ни подступающий диабет. Как маленький, честное слово!

Не то что она, Аня…Она с эвакуации сладкое в рот не брала, даже яблоки ела только антоновку — чтоб покислее.В Симферополь каждую минуту могли войти немцы, стояла ужасная жара, мама металась, пытаясь что-то съестное найти детям в дорогу, и поменяла рувкино пианино на ведро шоколадного масла. Они давились им всю бесконечную дорогу до казахской станции Отар. Вот тогда лучше бы это были яблоки…Аня дразнила брата «Рувечик-солёный огуречик» и больше всего в тот момент вместо шоколадного масла хотелось соленого хрусткого огурца. Рувка погиб потом в сорок четвертом, при освобождении Пинска, где когда-то родился его прадед. Чудны дела твои, Господи…А мама всегда плакала, когда дети играли на пианино. И когда кто-то произносил слово «огуречик». Не огурчик, а именно огуречик…

«Нюся, ну что, мыть банки? Или ты сегодня решила не делать?Может, и правда тебе передохнуть? Жалко, конечно, собранные не долежат уже, но что ж…» — «Ну что ты, мой, конечно! Еще рано, я успею все сегодняшние почистить и сварить!» Как тут откажешь?! Аня, кряхтя, выволокла на площадочку перед крыльцом старое, продавленное кресло и расположила перед ним ванну с яблоками, ведро под очистки и старинный таз, куда пойдет эта яблочная благодать. Тут же приплелась Пуля, плюхнулась на траву и положила седую морду на лапы в ожидании любимого лакомства. Не собака, а чистый поросенок — только бы яблочком похрустеть! Все их собаки всегда ели яблоки. Они с мамой это первый раз обнаружили, когда умер папа, и в тот год они пропали бы с голоду, оставшись без копейки и без работы. Мама безуспешно пыталась папу после ранений выходить и последний год работать не могла, а Анька училась на дневном, стипендии только на электричку до Москвы и хватало.Спасли их тогда редкие теткины магаданские переводы и эти самые яблоки. И их главный охранник — здоровый беспородный пёс Марс трескал яблоки со всеми домашними наравне. Тогда Аня думала, что только от голода, но и последовавшие за Марсом Джерик, Веста и нынешняя Пуля яблоками тоже не брезговали.

Вообще это только в исключительно урожайные года такое изобилие яблок раздражает, так-то обычно это скорее радует. Вон когда Вера, сестра мамина, из лагерей вернулась, она специально в беседке спать ложилась, чтоб яблоками пахло. Она говорила, что запах яблок — это запах свободы. Все грызла их голыми от цинги деснами и нюхала, нюхала. А дети к яблокам совсем равнодушны. Сын еще сладкоежка в отца, он хоть варенье и пироги уважает, а дочка с внучкой вечно худеют, но даже для диеты почему-то домашние яблоки почти не используют, предпочитая безвкусные магазинные целлулоидные муляжи. В общем, никому их яблоки и заготовки не нужны, как и всё, что представляет собой эта дача. Дети давно предлагали продать ее, благо участок приличный и Малаховка ценится, купить домик где-нибудь в Испании у океана и жить, как они говорят, по-европейски. Но у Сёмы с Аней по-европейски уже вряд-ли получится, так что придется деткам еще потерпеть. Это сейчас им не нужны ни сад, ни дача, а вот не станет их, и будут вспоминать с замиранием сердца каждый раз, когда из соседской квартиры запахнет яблочным вареньем.

Аня все успела вовремя. Сёма на вытянутых руках занес полный таз почищенных и нарезанных яблок на терраску, приспособленную под кухню, пересыпал их сахаром и поставил на плиту. Потом выбросил очистки и с сизифовым упорством поплелся собирать следующую порцию на завтра, пока окончательно не стемнело. Воздух заметно посвежел, ночи становились уже по-осеннему холодные. Пуля давно перебралась в дом и дрыхла на лысом ковре в спальне. Идти в дом не хотелось и сил не было. Аня задремала здесь же в кресле и ей не мешал глухой стук падающих яблок и одуряющий запах Рая.

© Татьяна Хохрина