Двойной орех висит на ветке,
двойная птица пляшет в клетке,
и ты по лестнице двойной
идешь за мной,
но Боже правый,
зачем ты, как библейский Hой,
пространство делаешь державой?
В ней каждый звук — намек и знак,
и каждый день — архипелаг,
и каждый носит герб фамильный,
а правит тот, кто бос и наг,
но держит ветер семимильный
как ржавый жезл в своей руке,
как повод дня во имя бега,
и видит с плачем вдалеке
лишь тень от Hоева Ковчега.
И мысль о смерти не нова,
и лжи двойные жернова
перетирают наши жизни,
и эта легкая мука
двойные лепит облака
в своей утраченной отчизне.
Светлана Кекова
Двойной орех висит на ветке,
двойная птица пляшет в клетке,
и ты по лестнице двойной
идешь за мной,
но Боже правый,
зачем ты, как библейский Hой,
пространство делаешь державой?
В ней каждый звук — намек и знак,
и каждый день — архипелаг,
и каждый носит герб фамильный,
а правит тот, кто бос и наг,
но держит ветер семимильный
как ржавый жезл в своей руке,
как повод дня во имя бега,
и видит с плачем вдалеке
лишь тень от Hоева Ковчега.
И мысль о смерти не нова,
и лжи двойные жернова
перетирают наши жизни,
и эта легкая мука
двойные лепит облака
в своей утраченной отчизне.